Михаил Долбилов - Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

LVIA. F. 378. BS. 1869. B. 40. L. 367. Еще в первой записке Брафмана, поданной виленским властям летом 1866 года, батрачество преподносится одним из вернейших способов интеграции. Он предлагал узаконить такое положение, при котором еврей, «прослуживший 5 лет батраком у сельского обывателя и получивший от местного общественного управления свидетельство о хорошем поведении и трудолюбии», получал право на наделение землей, «при всех тех льготах и пособиях, которыми пользовались евреи землевладельцы до настоящего времени» (YIVO. Record Groups 80–89. File 756. Folio 63462 – копия записки).

Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. С. 250–251 (отношение Корнилова Муравьеву [от 12 октября 1864 г.]; опубликовано с неверно указанной датой. Точная датировка восстановлена Д. Сталюнасом: Staliūnas D. Making Russians. P. 228, 390 note 180). Утверждение, будто выпускники раввинского училища занимали «выгодное положение» в еврейском обществе, опровергалось многими фактами, но брафмановский миф о кагале «снимал» и не такие противоречия.

LVIA. F. 378. BS. 1869. B. 40. L. 162 (протокол заседания Комиссии от 14 января 1867 г.). Оценивая, насколько это предложение могло быть направлено на интеграцию евреев, надо помнить, что в тот момент Брафман еще не перестал считать обращение евреев в православие достижимой целью правительства.

Meyer М. Response to Modernity. P. 104.

Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае. С. 251.

Так, незадолго до своей отставки Корнилов, рассматривая в своем отчете об управлении ВУО за 1867 год вопрос о переводе на русский язык иудейских текстов, выразил несогласие с маскильским подходом (типичным для Хаскалы в Германии) – «при переводе избегать мест, относящихся к исполнению чисто внешних обрядов в обычной, мелочной жизни, так как те только своею мертвою формальностию, напрасно стесняя человека, не удовлетворяют религиозных стремлений, превращают частную жизнь человека в непрерывный внешний церемониал, лишенный внутреннего религиозного содержания». Корнилов выступал за полный и точный даже в мелочах перевод, выставляя главным доводом необходимость «убедить массу еврейского населения, что с переводом еврейских книг на русский язык еврейская богословская литература не понесет ущерба ни на одну йоту» (РГИА. Ф. 970. Оп. 1. Д. 103. Л. 9 об. – 10). Однако он умолчал о том, что его ближайший советник Брафман отстаивает полные переводы по совершенно иной причине. Эта недомолвка была не просто мелкой хитростью бюрократа. В ней запечатлелось колебание властей между двумя парадигмами «еврейской» политики: регламентацией иудаизма как полноценного (хотя и «иностранного») исповедания и дискредитацией его как опасной для государства секты. Или в других терминах – между попыткой нейтрализовать религиозный «фанатизм» евреев и намерением сделать его невыносимым для них самих.

Через год после отставки Корнилова его единомышленник В.П. Кулин сообщал бывшему начальнику, что местный цензор удалил из выполненного А. Волем русского перевода талмудического трактата о разводах Гитин один фрагмент, «охраняя чувство благопристойности» (саркастически цитировал Кулин цензора). В других письмах того же времени Кулин с пренебрежением отзывался о еврейских обычаях, так что логично предположить, что сожалеть об удаленном фрагменте его заставляла надежда на дискредитацию иудаизма, а не забота о букве иудейского закона (РО РНБ. Ф. 377. Ед. хр. 836. Л. 12 об., 15 об. – письмо от 5 июля 1869 г.).

LVIA F. 567. Ap. 6. B. 1266. L. 12 (копия отношения Серно-Соловьевича Витебскому директору училищ от 11 марта 1866 г.); B. 1319. L. 36–36 ap. (рапорт Балвановича из Гродно от 15 декабря 1866 г.). На Могилевскую и Витебскую губернии приходилось 17 казенных училищ 1-го разряда против 21 в остальных четырех губерниях Виленского учебного округа. К слову сказать, в одном из них, в Мстиславле Могилевской губернии, уже накануне его закрытия в соответствии с условиями реформы 1873 года, с упоением осваивал начатки русской речи юный С. Дубнов, куда менее охотно занимавшийся в ешиве своего дедушки; причем в его случае еврейские предметы, сохранись они в программе училищ Могилевской губернии, вряд ли усилили бы доверие обучаемого к учебному заведению (см.: Дубнов С.М. Книга жизни. Воспоминания и размышления: Материалы для истории моего времени. СПб.: Петербургское востоковедение, 1998. С. 49–51).

В описываемый период у идиша не было решительных защитников среди аккультурировавшихся евреев, за исключением нескольких литераторов, писавших для еврейского простонародья. Маскилы враждебно относились к идишу, считая его одним из главных препятствий к аккультурации своих единоплеменников. То, что идиш обречен в будущем зачахнуть, было общим местом в маскильском дискурсе, и сам термин «жаргон» еще далеко не приобрел той альтернативной, сочувственной, коннотации, которая появится в массовой печати на идише в начале ХХ век (см.: Чериковер И. История Общества для распространения просвещения евреев в России. С. 109–123; Klier J. Imperial Russia’s Jewish Question. P. 249–254; Эльяшевич Д.А. Правительственная политика и еврейская печать в России. С. 435–445; Stein S.A. Making Jews Modern. P. 40–44; Staliūnas D. Making Russians. P. 210–215). Имперская же власть и ее агенты, и ранее не симпатизировавшие «жаргону», с середины 1860-х забили тревогу о роли идиша в том, что виделось им германизацией евреев в России. Как бы то ни было, в качестве разговорного языка массы еврейского населения идиш находился вне конкуренции, и считаться с этим приходилось и маскилам, и русификаторам-бюрократам. К примеру, сменивший Бессонова на посту директора Виленского раввинского училища Н.И. Собчаков, инспектируя в 1867 году начальные еврейские школы в Вильне, указывал, что «при объяснении мальчикам русских слов нужно предпочитать жаргон немецкому языку» (LVIA. F. 577. Ap. 1. B. 14. L. 27 – отчет о состоянии еврейской школы грамотности № 2 г. Вильны за 1867 г.). «Жаргон» расценивался как жалкий плод беспорядочных заимствований и коверканий слов других языков, но в новой этнополитической ситуации он оказался предпочтительнее немецкого языка, об усвоении которого евреями МНП так пеклось в 1840–1850-х годах.

Staliūnas D. Making Russians. P. 212–214; Долбилов М. Превратности кириллизации. С. 285–286. О резком осуждении Брафманом (в его качестве цензора) идишистской массовой печати см.: Эльяшевич Д.А. Правительственная политика и еврейская печать в России. С. 443–444.

См., напр., параноидальные рассуждения о распространении «жаргона» усилиями «еврейско-немецкой пропаганды»: К-вский К. К вопросу о евреях в Западнорусском крае // Виленский вестник. 1866. 12 мая. № 99. С. 3–4.