Даниэль Бовуа - Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914)

Чаще всего все эти чувства и идеализированные связи выражались в лживой историографии XIX – XX вв., в которой постепенно складывались националистические мифы. Эти мифы еще ярче выражались в литературе и искусстве метрополий.

Очень долго в России не было настоящей независимой истории. Читающая публика должна была довольствоваться карамзинской схемой, которая почти без изменения повторялась в школах и университетах. Свободной истории не было, потому что с давних времен власть боялась как огня доступа историков к архивам. 7 сентября 1861 г. Н.И. Костомаров писал А.С. Норову, члену Академии наук (незадолго до этого бывшему министром народного просвещения), о непонятных трудностях с доступом к источникам в архивах: «Здесь неисчерпаемая бездна приказных дел, относящихся исключительно к внутренней жизни. Глаза разбегаются при взгляде на одни заглавия в каталоге. Сколько неизданных, почти нетронутых сокровищ! Нельзя жаловаться на бедность нашей истории… Следует сожалеть о том, как мы ленивы. По крайней мере, хоть теперь довольно скрывать наши источники под 12-ю замками. А они здесь укрываются от дерзких взоров, словно средневековая магия. Как не пожалеть, глядя на наши глупости? Зачем содержать этот архив?»

Не только в XIX, но и в XX веке хранящиеся в архивах материалы, взрывоопасные по своей силе, вызывали страх, в результате сформировался стереотипный образ: Россия покровительствует Украине и противостоит «лукавым козням» поляков (исключение составляет видение Украины в живописи, например знаменитые казаки Репина).

Припомним только несколько образцов этого эмоционального подхода, в котором формировались разного рода предубеждения. Панегирики по заказу двора были, конечно, частым явлением. Сразу после второго раздела Польши В.П. Петров выражал восторг по этому поводу в оде «На присоединение польских областей к России» (1793). Уже в 1817 г. началось литературное использование фигуры украинского гетмана XVIII в. как безусловного союзника России. Перу писателя-декабриста Ф.Н. Глинки принадлежит историческая повесть «Зиновий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия» (1817 – 1819). Как Н.И. Костомаров ни старался в своей обширной монографии 1857 г. доказать, что Хмельницкий больше стремился к самостоятельному освобождению Украины от польской власти, чем к сближению с Россией, образ великого союзника был нужен Петербургу. Поэтому, чтобы в конце концов изжить этот спор, в 1888 г. в Киеве, на самом видном месте, был поставлен памятник этому герою.

Как известно, больше всех способствовал созданию мифологического образа Украины у россиян Н.В. Гоголь. Уже в «Страшной мести» (1829 – 1832) ненависть направлена на пьяных поляков, которые беспощадно издеваются на постоялом дворе над православными. Немало русских и сегодня готовы поверить в то, что отношения, описанные в «Тарасе Бульбе» (1835 – 1842), отражают действительность, тем более что уже давно эта повесть включена в школьный курс литературы. Можно ли понять Андрия, сына Тараса, предающего казаков во имя своей любви к дочери польского вельможи, тогда как его брат Остап, истерзанный теми же поляками, умирает ради русской Украины?

Общественное мнение формировалось целым рядом литературных «патриотических» картин. После восстания 1830 – 1831 гг. не только А.С. Пушкин заклеймил «клеветников России», но и такие писатели второго ряда, как В.И. Даль (псевдоним Казак Луганский), описывая восстание в Каменец-Подольском («Подолянка», 1839), подчеркивали безумие этой попытки. В том же году А.С. Хомяков в поэме «Киев» приписывал все зло католичеству на Волыни и в Подолии. Повторная волна подобных произведений приходится на начало второго восстания 1863 – 1864 гг. В романе «Марево» В.П. Клюшникова (1864) молодая Нина влюблена в польского графа, но автор умело показывает, как она не поддается польской интриге на Украине. В.В. Крестовский тогда же разоблачает намерения поляков, стремящихся вернуть Ягеллонов на берег Днепра («Нет, не в пылу пожаров мир и счастье…», 1863 г.). А.А. Майков, автор стихотворения «Западная Русь», описывает страдания православных под гнетом католичества (1863). Этот дискурс отрицания, безусловно действенный для возбуждения страшных подозрений, но отнюдь не помогающий трезвой рефлексии, а тем более научному поиску истины, продолжается до конца XIX в., примером чему может служить рассказ А.И. Куприна «Славянская душа» (1894) – о разврате поляков на Украине.

Единственное исключение в этом литературном хоре – В.Г. Короленко, мать которого была полькой. В одном из его ранних рассказов можно найти лично пережитое свидетельство краха небогатых шляхтичей в Волынской губернии («В дурном обществе», 1885), а повесть «Слепой музыкант» (1886) даже с положительной стороны представляет эту мелкую шляхту, сжившуюся с Украиной, как честную и трудолюбивую. Только Короленко сумел совместить литературный вымысел с непредвзятым наблюдением повседневной жизни на Украине (очерк «Парадокс», 1894). В советское время тема «польских панов» на Украине стала совершенным табу – как в истории, так и в литературе.

Параллельно этому с польской стороны в эпоху романтизма получило развитие также оторванное от серьезного исторического анализа восхваление польского присутствия на Украине. От поэтической «украинской школы» с Б. Залеским и С. Гощинским во главе вплоть до известной трилогии Х. Сенкевича развернулась галерея прекрасных героев и красочных эпизодов, столь же дорогих сердцам польских читателей, как Тарас Бульба – сердцам российских. Благодаря эмигрантам эти легендарные образы распространились даже по Западной Европе. Сложно подсчитать, сколько по всему миру в музеях хранится картин со сценами из жизни Мазепы. Даже Виктор Гюго посвятил ему поэму. Известны музыкальные произведения на эту тему. Среди выдающихся поэтов польского романтизма Ю. Словацкий, сын Украины, особенно выделяется своим мифологическим творчеством. Его образ Вернигоры, символа вечной мудрости Украины, повторялся впоследствии и в картинах Я. Матейко, и в произведениях С. Выспянского. В конце XIX – начале ХХ в. все большее распространение получили исторические романы и полотна (живопись Ю. Хельмонского, Л. Вычулковского и др.), придающие Правобережной Украине все более мифологический облик.

Но все это ничто по сравнению с тем, что произошло после того, как Октябрьская революция и война 1920 г. окончательно изгнали последних поляков из этого региона. Сначала появилась масса воспоминаний изгнанных помещиков и обитателей сожженных прекрасных дворцов и усадеб. Однако после Второй мировой войны в течение более сорока лет советского «покровительства» эта тема находилась под запретом как в Польше, так и в самом СССР.