Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

Осколки первой белой армии, или Северного корпуса, перебрались в Эстонию. Здесь 6 декабря 1918 г., по указке Антанты, между эстонским правительством и Северным корпусом был заключён договор. В соответствии с ним Северный корпус сохранял свою военную организацию, но подчинялся эстонскому главнокомандующему Лайдонеру. Поход на Петроград тогда ещё не планировался. Главной целью общих действий объявлялась борьба с большевиками и анархией, а основным направлением готовящегося совместного удара являлась Псковская область. Согласно договору, русские белые войска (в эстонской демократической прессе они фигурировали как войска реакции и генералов) не должны были превышать 3500 человек, не смели вмешиваться во внутренние дела Эстонии, а в главных штабах эстонской и русской армий предусматривалось присутствие военных представителей соответственно русской и эстонской сторон. Довольствие, обмундирование, снаряжение русской армии Эстония брала на себя, разумеется, не безвозмездно, а за счёт будущего русского правительства.

В ситуации, когда большевики яростно наседали в районе Юрьева и Нарвы, эстонцы, безусловно, были заинтересованы в любом союзнике, который бы помог отстоять территорию, которую они считали своей. В связи с этим они осознавали необходимость создания русской белой армии. С другой стороны, они боялись этого, поскольку подозревали, что, окрепнув и получив поддержку от белого движения из других регионов, русская армия может отказаться от своих обязательств и покончит с новым государственным образованием на теле России, как только удастся покончить с большевиками. Это противоречие между готовностью к сотрудничеству, которая диктуется обстановкой, и, с другой стороны, опасениями, которые не лишены оснований, будут определять эстонскую политику в отношении белой армии. Придёт время, и это противоречие будет прагматично снято эстонской стороной путём ликвидации армии Юденича, за что большевики в ходе мирных переговоров заплатят хорошую цену.

В период с декабря 1918 г. по май 1919 г. белая армия выросла численно и стала представлять силу, способную предпринять более активные действия против большевиков. Однако механизм армии функционировал не без сбоев. При желании можно было найти много фактов для критических оценок. Например, Василий Горн [101]отмечал, что с первых дней дислоцирования армии на эстонской территории в высшем эшелоне начались трения и склока по поводу того, кто кому должен подчиняться. В условиях отсутствия сколько-нибудь серьёзных боевых действий сложилась система взаимно-дружеского награждения. Чрезвычайно быстро стало расти число полковников и генералов [102]. Это вызвало смятение в рядовой офицерской среде. Одни испытывали злобу и зависть, другие — страх, что во главе армии окажутся старые бюрократы, которые погубят и армию, и белое дело. В этой ситуации первая группа низшего офицерства хотела чинов, потому что «это теперь легко» и было бы глупо не воспользоваться открывшейся возможностью, а вторая группа, меньшая, хотела повышений, чтобы обеспечить приход в военное руководство свежих сил, которые спасут Россию. В конце концов, отмечает Горн, происхождение и личная гибкость всё-таки берут верх, а «караси-идеалисты» плохо успевают в этой гонке {361} . С учётом политических воззрений В. Горна («февралиста» и демократа) этот вывод можно расшифровать следующим образом: при формировании командного состава и офицерского корпуса «правые» одержали верх над «демократами».

Весной 1919 г. Антанта предприняла комбинированный поход на Советскую Россию. Главный удар должен был нанести с востока А.В. Колчак. На северо-западную армию, которая на тот момент находилась под командованием генерала А.П. Родзянко, была возложена задача с территории Эстонии начать наступление на Петроград и отвлечь на себя силы Красной Армии с Восточного фронта. Руководителем и организатором этого похода являлась специально прибывшая в Таллин военная миссия держав Антанты.

13 мая 1919 г. армия генерала Родзянко при поддержке английского флота, эстонских войск и финских добровольческих частей перешла в наступление. До и после этого похода эстонские официальные газеты утверждали, что против Советов Эстония не воевала, она вела только оборонительную войну, отстаивая свою независимость. И всё-таки 26 мая, когда часть красной эстонской дивизии, заслонявшей Псков со стороны Эстляндии, внезапно перешла к белым и оголила город. Войска Эстонской республики, о которой впервые узнали псковичи, захватили Псков. В эти майские дни эстонские газеты, и особенно «Ваба Маа», ликовали: красный Кронштадт и красный Петербург — слава и гордость коммунистической революции — скоро будет в руках героической армии маленькой Эстонии. При этом от народа скрывался тот факт, что 26 мая 1919 г. государства Антанты официально признали Колчака верховным правителем всей России, включая Прибалтику.

Первая прокламация вошедших в Псков эстонцев (в переводе на русский язык) гласила: «Славные эстонские войска очистили город от жидов и коммунистов». В этих словах обыватели усмотрели сигнал к реставрации и погромам. Однако после посещения депутацией местной еврейской общины командира войск подкапитана Ригова была написана новая прокламация, в которой он пригрозил наказаниями за погромы. Общественности города Ригов пообещал, что от эстонцев как представителей демократической страны они ничего худого и реакционного не увидят. В те несколько дней, когда до появления частей Булак-Булаховича эстонцы были хозяевами города, не было ни расстрелов, ни тем более публичных казней. Квартирной повинностью эстонцы не злоупотребляли, но отобрали у горожан телефонные аппараты, реквизировали оставшийся товар в национализированных большевиками магазинах (прежде принадлежавших псковским купцам) и вывезли часть льна, остававшегося на пристани реки Великой. По мнению очевидца В. Горна, по сравнению с немецкой «контрибуцией» [103], эстонцы ограничились пустяками, тем более что из объятий большевиков никто не хотел освобождать русское население даром {362} .

Через четыре дня эстонцы передали власть в городе подошедшему «атаману крестьянских и партизанских отрядов» подполковнику Булак-Балаховичу (довольно быстро произведённому в генералы). Два с половиной месяца его пребывания на посту командующего вооружёнными силами Псковско-Гдовского района были отмечены ежедневными публичными казнями (все жертвы свозились для казни в Псков), которые к тому же были превращены в коммерческое предприятие. В условиях Гражданской войны, которая сопровождалась частой сменой власти, никто не мог избежать соприкосновения с противоборствующими сторонами. Поэтому при желании поводов для обвинений в большевизме можно было найти предостаточно. Не сумев поймать комиссаров или просто рядовых коммунистов, Балахович стал стряпать обвинения в большевизме в отношении главным образом зажиточных людей, которые ставились перед выбором: плати или иди на виселицу. Одновременно с этим офицеры и солдаты Балаховича рыскали по квартирам в целях конфискации серебра, золота и денег. Сопротивлявшихся избивали. Был также составлен список купцов, преимущественно евреев (правда, в нём встречались и христианские фамилии, внесённые, вероятно, для противодействия обвинениям в черносотничестве), которые должны были внести средства на нужды войска. При крутом нраве Балаховича, которому некоторые обыватели вскоре дали прозвище «соловья-рабойника», это мероприятие было обречено на успех. Удалось собрать значительную по тому времени сумму в 200 тыс. рублей. Впоследствии, из-за отсутствия отчётности, следственным органам белой армии так и не удалось выяснить, куда пошли собранные деньги. Солдаты Балаховича были по-прежнему плохо одеты и обуты, находились на полуголодном пайке и являли резкий контраст по отношению к эстонским войскам, которых державы Антанты прекрасно экипировали и, по-видимому, неплохо кормили, поскольку эстонцы производили впечатление здоровых и крепких ребят. Другой проблемой войск Балаховича было то, что они стали терять поддержку местного населения. В статье «На деревенской телеге», опубликованной в газете «Последние новости», № 121 за 1920 г. корреспондент бывших «Русских новостей» Л. Львов так описывает недобрую память, которую оставил среди населения режим Балаховича: «Мы ехали по району, оккупированному год тому назад знаменитым Булак-Балаховичем. Народная память осталась о нём нехорошая. Грабежи и, главное, виселицы навсегда, должно быть, погубили репутацию Балаховича среди крестьянского мира. За 40–50 вёрст от Пскова крестьяне с суровым неодобрением рассказывают о его казнях на псковских площадях и о его нечеловеческом пристрастии к повешениям. Практиковавшаяся им порка, когда крестьянин — отец и хозяин — принуждался ложиться под удары, глубоко затронула сознание крестьянина и оскорбило его чувство человеческого достоинства».