Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

Где было движение к присоединению, там, доносили, бунт и посылали войска. Иных прогоняли сквозь 1500 шпицрутенов по два раза, а депутат дворянский фон Нумере приговаривал: “Так будет наказан всякий, кто только пожелает в тёплую землю, в русскую веру, не будет слушать помещиков и пасторов, а будет слушать обманщиков, возмутителей”» {159} . Поистине, испытания, которые претерпевали крестьяне, стремившиеся к православию, делали из них страдальцев. И этот крест страдания, выпавший на их долю в XIX в., был, по-видимому, не менее тяжёл, чем тот, который несли последователи Христа в эпоху раннего христианства. И в такой ситуации епископ Филарет, не уклонявшийся, по собственному признанию, от битв из страха, ничего не мог изменить, поскольку достойной защиты верховной властью дела православия в Прибалтийском крае не было.

А между тем одно распоряжение генерал-губернатора Головина, несмотря на сопровождавшие его оговорки и ограничения, сообщило новый импульс религиозному движению в крае. С 1 сентября 1845 г. крестьянам дозволялось являться к ближайшим православным священникам, имея при себе разрешение от мызного управления. Это распоряжение не только упрощало переход в православие, но и являлось для крестьян официальным свидетельством того, что принятие православной веры официально не запрещается. В этой ситуации вновь возродились прежние надежды, снова поползли слухи о выделении земельных наделов присоединяющимся к православию.

Однако в конце 1845 г. под влиянием немецких помещиков появилось постановление Николая I о введении срока не менее 6 месяцев между изъявлением желания перейти в православие и действительным присоединением к Православной Церкви через святое миропомазание. Согласно официальному разъяснению, установление такого срока должно было дать крестьянам возможность «зрело размыслить о своём намерении». На практике же затягивание процесса перехода в православие позволяло помещикам в течение 6 месяцев применять в отношении крестьянина всевозможные меры материального, физического, психологического воздействия, чтобы не допустить его отпада от лютеранства. Не удивительно, что такое постановление императора было встречено с восторгом его немецкими подданными.

В то же время дело утверждения православия в Прибалтийском крае всё же продвигалось вперёд: высочайшим повелением были подтверждены имущественные права Православной Церкви в Прибалтийском крае и обеспечивалось участие в приходских судах заседателя от православных; строились православные храмы (общим числом 25, из них — 10 в эстонской части края), при которых предусматривалось открытие церковно-приходских школ; православные крестьяне освобождались от всяких повинностей в пользу лютеранских пасторов и церквей, им дозволялось перемещаться без паспортов в пределах территории своих приходов; для них осуществлялись церковные службы на родном языке; формально был решён вопрос об отведении мест (за вознаграждение владельцам) для православных кладбищ при новых приходах и беспрепятственном погребении православных в прочих местах на особо отведённых участках на лютеранских кладбищах. Для подготовки православных священников был разработан проект духовного училища (открыто в Риге в 1847 г., ректор протоирей Вл.Г. Назаревский), в основу деятельности которого была положена мысль преосвященного Филарета о взаимном сближении разноплемённых воспитанников (эстонцев, латышей, русских) в условиях преподавания на русском языке. Одновременно, ввиду того, что православные священники не владели местными языками, осуществлялся поиск подходящих людей для священнослужения из числа эстонцев и латышей. Первыми такими священниками стали эстонцы Иоанн (Яан) Колон (приход Харгла — Мынисте) и Киприан Сарнет (приход Халлисте-Каркси).

Всё это свидетельствовало о нараставшем вмешательстве центральной власти в остзейские дела, и потому ожесточение помещиков и пасторов только усиливалось. Теперь генерал-губернатор Головин, разумеется, вместе с православным духовенством, стал объектом жалоб и обвинений, сопровождавшихся просьбами отменить все его распоряжения и запретить на некоторое время вообще всякий приём заявлений о переходе в православие. Расследования специально учрежденной комиссии во главе с генерал-майором Н. Крузенштерном, продолжавшиеся 5 месяцев, не подтвердили выдвигавшихся обвинений. Не удалось найти ни так называемых агитаторов, ни зачинщиков беспорядков. Не были засвидетельствованы и сами беспорядки.

В своём противодействии православию духовенство, помещики, местные власти нередко доходили до неистовства. Они не только чинили препятствия в отводе участков земли для постройки православных храмов, не уставая обвинять священников в недостаточном испытании искренности намерений крестьян при переходе в православие, но и направляли в Петербург просьбы, неуместность и непристойность которых вызывала отрицательную реакцию правительства. Так, в конце 1845 г. предводитель лифляндского дворянства граф фон Лилиенфельд передал министру внутренних дел Л.А. Перовскому «род жалобы или протеста дворянства», где, «в довольно неуместных выражениях, с неосновательною ссылкою на древние права дворянства, испрашивал отмены распоряжений правительства, и в особенности распоряжений генерал-губернатора», по обращению крестьян в православие» {160} . А в январе 1846 г. магистрат Риги, минуя генерал-губернатора, направил на имя императора просьбу протестантского духовенства оградить его от предстоящей опасности, связанной якобы с присоединением крестьян к православию. В этой просьбе не только указывалось «на тайные обольщения и обман народа» (обвинения, совершенно неприемлемые для власти), но и говорилось даже об обете духовенства противодействовать угрожающей погибели и воззвать к соединению под хоругвию веры, потому что на лифляндское духовенство будто бы смотрит вся лютеранская Европа. По сути, эта просьба свидетельствовала о нежелании лютеранского духовенства подчиняться приказам правительства и готовности перейти к проповеди крестового похода. Магистрат за принятие просьбы такого неуместного содержания, подкрепление её собственным ходатайством и представление в Петербург, игнорируя порядок подачи бумаг на высочайшее имя, был предупреждён Николаем I, что при повторении подобного инцидента он будет отвечать перед судом {161} .

Такие одёргивания сверху местных властей и лютеранского духовенства, действующих вразрез с линией правительства, подтверждали правоту и законность движения по присоединению к православию. Оно стало набирать силу и шириться, по-прежнему сохраняя мирный, тихий и благоговейный характер. Начавшись в Риге среди гернгутеров в 1845 г., это движение сначала распространилось в Рижском и Вольмарском уездах, затем обнаружилось в Венденском и Валкском, потом — в Дерптском, Веросском, Феллинском, Перновском и, наконец, на острове Эзель.