Даниил Мельников - Империя смерти

Известно, что и в лагере смерти Треблинке в первое время экскаваторы рыли огромные рвы, где проходило захоронение трупов после каждой очередной акции. Однако в 1943 г. лагерь посетил Гиммлер и приказал рвы раскопать, а трупы сжечь, не прекращая процесс уничтожения депортированных. В Треблинку приехал Блобель и начал строить там гигантские печи-костры [150] Пепел сожженных особые команды в Треблинке разбрасывали по дорогам, превращая их в черные ленты, вьющиеся по зеленым лугам. В других концлагерях позже было предписано использовать пепел в качестве удобрения. .

Все вышеописанное происходило не только в Освенциме и Треблинке, но и в других лагерях смерти.

Свидетели на Нюрнбергском процессе рассказывали также, что в последние год-два войны эсэсовцы вскрывали могилы и на местах массовых казней военнопленных и мирных жителей, а трупы сжигали. Очевидно, опять же соорудив огромные печи-костры.

Жгли, впрочем, не только трупы, но и документы. Все тот же Хёсс сообщает в своих «Автобиографических записях»:

«…После каждой крупной акции по приказу рейхсфюрера СС в Освенциме уничтожались документы, которые давали возможность установить число ликвидированных. Будучи начальником отдела Д I, я лично уничтожил все документы, которые вообще находились в моем распоряжении. Другие отделы поступали точно так же. Согласно высказываниям Эйхмана, и документы рейхсфюрера СС и РСХА были уничтожены…»

Одновременно с сожжением трупов проходила и подготовка к «очищению» концлагерей.

«Следует заранее подготовиться к тому, чтобы, если этого потребует положение на фронте, можно было полностью очистить лагерь от заключенных, — говорилось в письменном приказе, изданном начальником «зипо» и СД в «генерал-губернаторстве» (Польше. — Авт. ). Если же события будут разворачиваться совершенно неожиданно и, таким образом, будет невозможно эвакуировать заключенных, то все заключенные должны быть умерщвлены и по возможности следует уничтожить их тела (сжигание, подрыв зданий и т. д.).

…При всех обстоятельствах следует избегать того, чтобы заключенные или евреи были освобождены противником, безразлично, будь то враг с Запада или Красная Армия. Они не должны попасть в их руки живыми».

На последнем этапе войны Кальтенбруннер особенно рьяно добивался, чтобы приказы по уничтожению узников неукоснительно выполнялись. При его аресте была найдена телеграмма, где говорилось: «Прошу сообщить рейхсфюреру СС и доложить фюреру о том, что я лично позаботился сегодня о проведении всех мероприятий против евреев, политических заключенных и заключенных концентрационных лагерей в протекторате» (в Чехословакии. — Авт. ).

Однако в 1945 г. речь шла уже не только о сожжении трупов, но и об уничтожении самых главных улик — концлагерей и тюрем. Их надлежало сровнять с землей. А оставшихся узников утопить в открытом море или взорвать… Даже массовые сожжения трупов казались в ту пору Гиммлеру и его ближайшим помощникам «кустарной работой».

Приведем допрос последнего коменданта концлагеря Заксенхаузен эсэсовца Кайндля:

«Прокурор. Обвиняемый Кайндль, получили ли вы приказ взорвать лагерь, чтобы устранить следы совершенных преступлений?

Кайндль. Так точно. 1 февраля 1945 г. у меня был разговор с начальником гестапо Мюллером. Он передал мне при этом приказ уничтожить лагерь с помощью артиллерийского обстрела, налета авиации или газовой атаки. Проведение этого приказа, который исходил от Гиммлера, было, однако, невозможно по техническим причинам.

Прокурор. Вы бы выполнили приказ, если это было бы возможно по техническим причинам?

Кайндль. Разумеется. Но сделать этого было нельзя. Артиллерийский обстрел или бомбежка насторожили бы окрестное население. А газовая атака была опасна не только для гражданского населения, но и для нашего же эсэсовского персонала.

Прокурор. Ну и что же вы предприняли?

Кайндль. Я побеседовал с Хейном (заместитель Кайндля. — Авт. ) и с другими и отдал после этого приказ уничтожить всех больных, нетрудоспособных и прежде всего всех политических заключенных, которых надо было уничтожить.

Прокурор. И это было сделано?

Кайндль. Мы это начали. В ночь на 2 февраля расстреляли первых заключенных, их было человек сто пятьдесят. До конца марта удалось уничтожить около пяти тысяч.

Прокурор. Сколько заключенных осталось все же в лагере?

Кайндль. Тысяч сорок или сорок пять. 18 апреля я получил приказ погрузить их на баржи и перевезти по каналам Шпрее до Балтийского или Северного моря и там в открытом море утопить. Но это также оказалось невозможным, потому что добыть суда для такого числа заключенных нельзя было, для этого требовалось чересчур много времени, а Красная Армия продвигалась слишком быстро.

Прокурор. Ну а что произошло потом?

Кайндль. Я заставил заключенных идти пешком сперва по направлению к Виттштоку, позже к Любеку, чтобы там погрузить их на суда, как было приказано, и утопить.

Прокурор. Получали ли при этой эвакуации все заключенные питание?

Кайндль. Нет, шесть или семь тысяч не получали, а у меня не было продовольствия.

Прокурор. Заключенные умирали от голода и усталости во время этого похода?

Кайндль. Так точно».

Цирайс… последний комендант Маутхаузена, в своей предсмертной исповеди описал страшный конец, который Кальтенбруннер предназначал для заключенных в концлагерях, «когда приближение наступавших союзных армий вызвало угрозу захвата этих лагерей…». Заключенные должны были быть «введены в туннели фабрики Бергкристалл, и оставленный единственный вход должен быть завален с помощью взрывчатых веществ». Таким образом заключенные должны были быть умерщвлены [151] Нюрнбергский процесс, т. 7, с. 140. .

Даже Цирайс — убийца 65 тыс. заключенных Маутхаузена — испугался и отказался от выполнения этого приказа.

Большую работу по выяснению последних дней Освенцима провел французский писатель В. Познер. Из его книги «Нисхождение в ад» [152] См.: Познер В. Нисхождение в ад. — Иностранная литература, 1985, № 2, с. 199–213. , посвященной истории концлагеря Освенцим, мы узнаем, что перед приходом советских войск эсэсовцы угнали заключенных из лагеря (естественно, по приказу свыше). Совершенно очевидно, что уничтожить сотни тысяч людей бесследно уже не представлялось возможным. Угон, «марш смерти», как окрестили эту акцию эсэсовцев сами узники, был, казалось бы, бессмысленным. На самом деле Гиммлер и К° имели на это свой резон. Западным политикам нацистские палачи намеревались объяснить, что они «спасали» заключенных от «большевиков».