Даниил Мельников - Империя смерти

…Поскольку отопления не было… на стенах скапливалась сырость. На полу стояли лужи. В темноте я ощупью добрался до воды и сел на мокрое, чтобы несколько утолить нестерпимую боль (Лайшнигга и его товарищей по портняжной мастерской несколько раз выпороли на «кобыле». — Авт. )… Умываться давали раз в три дня… Помещение было абсолютно пустым, только в углу находились две параши. Туда мы тоже пробирались ощупью. Из-за фекалий вонь стояла невыносимая. Спали мы вповалку на полу, положив под голову башмаки и шапку. Прижимались друг к другу, чтобы окончательно не замерзнуть, пошевелиться было невозможно. Примерно два-три часа люди выдерживали такое лежание. Потом приходилось вставать и ходить по кругу, чтобы хоть немного согреться. Когда человек падал, его оттаскивали в угол. Если он лежал неподвижно двое суток, эсэсовцы выбрасывали его на улицу, в большинстве случаев он был мертв. Так шли дни и недели, мертвых и полумертвых выносили. Срока наказания никто не знал. Я пробыл в «черном бункере» 50 дней и ночей. Силы мои почти иссякли…» [99] Цитируем по книге Ойгена Когона.

В Заксенхаузене в карцере человек мог только стоять: на высоте лица в стену были вделаны решетки, для того чтобы эсэсовцы могли плевать в наказанного.

Церемония допросов в бункерах также была отработана до мельчайших деталей. Узника раздевали догола, потом его вводили в комнату, закованного в кандалы, и привязывали к батарее.

В некоторых концлагерях в бункере не разрешали спать. Заснувших избивали резиновой дубинкой, а если он начинал кричать, приходил другой эсэсовец с плеткой. Потерявших сознание обливали ледяной водой.

В огромных «обычных» лагерях по временам скапливалось такое количество людей, что на лагерной территории устраивали дополнительные так называемые «малые лагеря». Условия там были еще более тяжелые, чем в больших «кацет», поскольку узники жили либо в палатках, либо в дощатых, наскоро сколоченных сараях. В «малых лагерях» не водилось ни печей, ни воды, ни соломенных матрасов, ни одеял. Но и в этих лагерях существовало подобие карцеров. К примеру, в Бухенвальде в «малом лагере» стояла клетка из колючей проволоки под названием «розарий». Там люди умирали от голода и холода на глазах у своих товарищей.

«Казни» совершались, как правило, стихийно. Например, охранник мог «под настроение» положить узника лицом в лужу и до тех пор прижимать его голову к земле, пока он, захлебнувшись, не испускал дух. Тысячи людей в «кацет» эсэсовцы удавили, повесили (в Бухенвальде на аппельплаце долгое время стояла виселица), отравили, убили инъекциями… О палачах в белых халатах речь пойдет ниже…

Один из комендантов Бухенвальда, Кох [100] Эсэсовское семейство Кох вообще вошло в историю «кацет». Ильзе Кох — жена Коха — делала абажуры из человеческой кожи, истязала женщин и детей, а когда ее супруг часами держал в стужу на аппельплаце раздетых догола узников, стояла у забора с другими эсэсовками и покатывалась со смеху. Эрих Кох был комендантом гитлеровского концлагеря Бухенвальд с момента основания лагеря (1937 г.). , сочинил такую присказку: «В моем (!) лагере больных не бывает. У меня есть только здоровые или мертвые».

Тем не менее больных при тех условиях, которые существовали в «кацет», насчитывалось великое множество. Обращались с ними еще более жестоко, нежели со здоровыми. После своеобразного «отбора» некоторых из них укладывали в специальные бараки, где находились заключенные с самыми разными заболеваниями — от тифа до флегмоны, от дизентерии до воспаления легких. Случалось, врачи-эсэсовцы поступали еще проще — врач вставал перед нескончаемой очередью больных и взмахом руки определял, какому узнику отойти направо, какому — налево. Отошедших налево (или направо) отправляли сразу к крематорию, где делали укол, остальных помещали в больничный блок. Тех, кого умерщвляли, цинично именовали «вспрыснутыми» — им вводили очень большие дозы хлоралгидрата, фенола либо просто воздух. Впрочем, отравляли в «обычных» лагерях (и, кстати, в бункерах) самыми разными способами, в частности подмешивали в баланду или в «кофе» мышьяк.

С течением времени, когда в концлагерях начали вспыхивать эпидемии сыпного тифа, эсэсовцы перестали посещать больничные бараки — они боялись за свою жизнь, — и персоналу (разумеется, если это были «политические») удавалось не только лечить людей, чудом добывая медикаменты, но и прятать среди больных тех товарищей, кому грозила смерть.

То же относилось и к туберкулезным баракам, куда никогда не заглядывали эсэсовские врачи.

Но это было лишь исключением из общего правила. А правило состояло в том, что заболевший автоматически приближался к концу «конвейера», то есть к крематорию. Ведь он уже не представлял ровно никакой ценности как рабочий скот.

Страшным деянием эсэсовцев с врачебными дипломами были опыты над живыми людьми.

В этих случаях «самодеятельность» встречалась уже реже.

Медицинские эксперименты проводились только с ведома и разрешения самого Гиммлера.

Самое непосредственное участие в опытах над узниками «кацет» принимали монополии, особенно химический гигант «ИГ Фарбениндустри», а также множество научных институтов, не имевших прямого отношения к СС. Начиная с 1943 г. опыты стали проводиться с санкции уже не раз упоминавшегося выше Небе — начальника одного из отделов РСХА.

В самих концлагерях буквально весь медицинский персонал — а следовательно, тысячи людей — был участником этих тягчайших преступлений.

Для экспериментов возводились бараки в некотором отдалении от других. Доступ туда был строжайше запрещен, что не мешало просачиваться слухам об ужасах, творимых в этих бараках.

С течением времени у каждого концлагеря появилась своя «специализация».

В Бухенвальде в основном занимались разработкой противотифозной вакцины. Но как занимались! Ничтоже сумняшеся, заражали здоровых людей. И даже в тех редких случаях, когда противотифозная сыворотка оказывалась действенной, эсэсовские врачи вводили вакцинированным людям такие лошадиные дозы бацилл (внутривенно), что люди все равно гибли. Более того, дабы иметь под руками свежие штаммы сыпного тифа, целую группу узников все время заражали тифом. Чудом выжившие стали калеками — их парализовало, они потеряли память. Этих «подопытных» заключенных можно было считать стопроцентными смертниками. Впрочем, крематорием кончался любой эксперимент — кроме всего прочего, эсэсовцы вовсе не были заинтересованы в том, чтобы оставались живые свидетели их «медицинской» деятельности.

Проходили эти опыты с осени 1941 г. в блоке 46, обнесенном двойным рядом колючей проволоки. Ответственным за них был Институт гигиены войск СС в Берлине. Непосредственно участвовали штандартенфюрер (позже оберфюрер) СС доцент Марговски, а также инспектор вермахта, генерал-полковник, профессор Хандлозер; имперский фюрер здравоохранения, статс-секретарь группенфюрер СС Конти, президент «имперской палаты здравоохранения» профессор Рейтер, профессор института имени Роберта Коха в Берлине Гильдемейстер и, наконец, врачи из самого Бухенвальда, в частности Динг-Шулер.