Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование

Мы согласны с анализом Лено до этого места. Но Лено не удается проследить последствия собственного вывода. Люди Хрущева не хотели знать правду об убийстве Кирова — или, возможно, точнее, они не хотели, чтобы кто-то еще знал о нем правду. Они хотели смошенничать ради политических целей. Эта заранее поставленная цель разрушительно скомпрометировала расследование Хрущева с самого начала, как это и планировалось. Лено признает это, хотя ему не удается оценить должным образом следствия этого. Ибо доказав, что хрущевское расследование было мошенничеством, Лено затем принимает вывод этого же расследования, гипотезу об «убийце-одиночке».

Действительно ли Лено верит, что следствие Хрущева, которое отказалось от объективности и преследовало предвзятый вывод с самого начала, все равно каким-то образом против своего желания наткнулось на истину? Очевидно, да. Лено чрезвычайно противоречив в отношении Хрущева и всего, что тот делал. Доказав читателям, что поддерживаемое Хрущевым исследование убийства Кирова было нечестным с самого начала, Лено все-таки уверяет нас, что оно добралось до правды. Затем Лено делает дальнейшее допущение, что другое исследование, которые провели люди Хрущева — исследование, которое, предположительно, установило «гнусные преступления» Сталина и «соучастие… в массовых убийствах» его главных сторонников, — то исследование было, так или иначе, честным.

Например, после относительно подробного рассмотрения того, как сторонники Хрущева влияли на следствие по делу Кирова, Лено заявляет следующее:

Никто не «оправдывал» Сталина в этот момент — хрущевцы раскрыли многие из его самых гнусных преступлений, а также соучастие Молотова, Кагановича, Маленкова, Берии и других в массовых убийствах(Л 604).

Уж кому-кому, а Лено должно быть известно: до сего момента ни одно из обвинений Хрущева и его приверженцев в преступном поведении или массовых убийствах против Сталина и его соратников не подтвердилось.

Например, исключительно каждое из обвинений Хрущева, выдвинутых против Сталина и Берии в «Закрытом докладе», является ложным. Каждое заявление против Сталина, сделанное Александром Шелепиным в его речи перед ХХН-м съездом Партии, является ложным. Маршалу Жукову предоставили мошеннически скомпилированные документы, которые он прочел вслух на Июньском Пленуме Центрального Комитета 1957 г., на котором Хрущев отстранил от должности сталинских сторонников Маленкова, Молотова, Кагановича и Шепилова.

Хрущев никогда не высказывал открыто своих истинных причин лживых нападок на Сталина и других. И, конечно, Хрущев никогда не опубликовывал доказательств в подкрепление своих утверждений; впоследствии было доказано, что те немногие документы, которые он все-таки процитировал, были фальсифицированы. Стоит нам распознать для чего этот безмерный обман, как снова с еще большей силой встает вопрос: почему Хрущев это делал?

Поколение спустя Михаил Горбачев провел очень похожую атаку на Сталина, но с гораздо более очевидным мотивом — оправдать рыночную экономику капиталистического типа для советской системы и в конечном счете покончить с социализмом вообще. Действия Горбачева предполагают, что Хрущев затевал то же самое, но на более ранней стадии процесса. Однако возможны и другие объяснения. Некоторые предполагали, что Хрущев, вероятно, хотел прекратить переход власти от Первых секретарей партии к Советскому правительству.

Испытывая подозрения к Хрущеву, Лено полностью принимает исследования горбачевской эры. Это значит, что он также принимает выводы хрущевской эпохи, несмотря на несовместимые с этим выражения недоверия к ним. Он принимает книгу Кирилиной, которая основывается целиком на материалах горбачевской эпохи. Кирилина также исходит из предвзятой идеи, что Николаев был «убийцей-одиночкой», даже не делая вид, что она пытается решить вопрос, на который ранее не было дано ответа. Вся ее книга — упражнение на «допущение того, что следует доказать».

Лено заявляет, что пытается разрешить «загадку» убийства Кирова. Но на самом деле Лено не подходил к убийству Кирова как к преступлению, которое нужно раскрыть, или к проблеме, решение которой неизвестно. Вместо этого Лено написал свою книгу, чтобы представить наиболее обоснованную версию, какую только можно, для предвзятого мнения — гипотезы об «убийце-одиноч-ке». Он игнорирует почти все свидетельства, которые несовместимы с этой гипотезой. Он перевирает свидетельства, с которыми он имеет дело, чтобы попытаться придать этому свидетельству вид, согласующийся с гипотезой об «убийце-одиночке». В конечном счете Лено явно терпит поражение в попытке отыскать доказательства, которые подтверждают эту гипотезу, тем не менее он делает вывод, что она правильна. Это означает, что Лено уже давно решил, каким должен быть вывод, до того как он занялся исследованием.

Дело Кирова открывает двери остальной верхушечной политике 1930-х годов. Следователи НКВД продолжали «тянуть за оборванный конец» [145] Генрих Ягода. — Казань, 1997. С. 190. , как выразился Ягода, и продолжали разоблачать все больше и больше заговорщиков и заговоров. Мы можем проследить этот процесс в общем несмотря на постоянные отказы российских властей опубликовать эту документацию. Тем временем миновало более предписанных законом 75 лет со времени убийства Кирова и судебного процесса — периода, по прошествии которого в нынешней России такие материалы должны, по всей видимости, быть рассекречены. Однако российские власти продолжают держать в тайне много материалов по убийству Кирова. Хотя мы не знаем причины, одним из возможных объяснений является то, что свидетельства, будь они опубликованы, окончательно бы опровергли гипотезу об «убийце-одиночке».

В предыдущих главах мы дали краткое описание того, как из дела Кирова возникло «Кремлевское Дело», и как это привело к тому, во что вылился в Первый московский процесс августа 1936 г. На Августовском процессе 1936 г. наряду с некоторыми военными деятелями-троцкистами был назван Сокольников. Это привело следователей к Январскому процессу 1937 г., на котором было названо еще больше деятелей, и это привело к Делу Тухачевского в мае-июне 1937 г. и в конечном счете к Московскому процессу 1938 г. Тем временем все эти события, но особенно Дело Тухачевского, привели непосредственно к «Ежовщине», или «Большому террору», с июля 1937 по ноябрь 1938 г.

Это закончилось, лишь когда самого Ежова понудили уйти в отставку с поста комиссара НКВД, — фактически, когда он перестал верить в возможность того, что его собственный кровавый заговор будет успешным.