Джавад Тарджеманов - Серебряная подкова

Сад располагался на высоком обрывистом берегу Ка занки. Впереди за речкой расстилалась без конца и края луговая долина, покрытая небольшими озерками перелес ками, заросшая вдоль берега кустами тальника Левее вид нелись вдали синеющие вершины Услонских гор и просто ры сверкающей Волги. На этом берегу поблизости возвышался Федоровский бугор, по склонам которого плотно ютились одноэтажные деревянные домики. А на правой стороне утопала в зелени Поддужная - дачный поселок где имели загородный летний дом и Яковкины Весной в половодье, когда речка разливалась версты на три в ши рину, все пространство луговой стороны представлялось морем, по которому разбросано было множество зеленых островков и отдельных высоких деревьев, растущих прямо из воды.

По единственной аллее сада Николай прошел в дальний угол, на заветную скамейку. Тут они часто сидели с Анной.

Это их излюбленное место. Может, она и сегодня сюда заглянет? Обменяться бы новостями, условиться о следующей встрече. Так мало! И так много!

Николай сел на скамейку и тут же оглянулся, потревоженный легким шорохом в кустах акации. Да, к нему приближалась Анна. В легком розовом платье, в шляпе с широкими полями, из-под которой выбивались черные кудри, она была красивой и в то же время чем-то взволнованной.

- Вы? - поднялся Николай.

Оглянувшись, Анна подошла к нему ближе.

- Кажется, действительно я, - улыбнулась она, задыхаясь. - Чувствовала, что вы уже здесь. И так спешила...

Сегодня у нас на даче вечер. Приходите... Хорошо?.. Извините, я тороплюсь. Меня, должно быть, ищут.

Анна спустилась по крутому откосу вниз, и тропинка увела ее в заросли дачного сада.

Николай хорошо знал эту загородную дачу Яковкиных.

Три новых деревянных дома, широкий двор с конюшней и постройками, сад, простиравшийся до самой Казанки, густой, огороженный, крепким забором. Из этого сада частенько удавалось Анне проскользнуть и в другой сад, на горе, чтобы встретиться там с Николаем.

На даче всегда было много народу: подруги дочерей, студенты, гимназисты, молодые офицеры. Пили чай прямо в саду, под яблонями, а в ненастную погоду - на террасе.

По вечерам устраивали танцы.

Николаю здесь удавалось поговорить с Анной гораздо больше, чем там, при коротких свиданиях в саду под обрывом. Его часто удивляли неожиданно зрелые суждения, которые она высказывала ему о жизни, о прочитанных книгах. А читала, видать, она много и более серьезно, чем это было в обычаях девушек того времени.

Едва дождавшись часа, когда можно было явиться на вечер, Лобачевский поспешил в Поддужную. У калитки сада заметил он Владимира Панаева. Тот был в изящном сюртуке, совсем не казанского покроя, в белом жилете и в шелковых чулках. Однако Николая поразило несоответствие такого наряда с нахмуренным лицом Панаева.

- Что случилось? - обеспокоенно спросил он. - Тыне болен?

- Пока что нет, - уныло сказал Панаев. - Дело хуже, друг. Как бы нас не обыграли.

- Не понимаю.

- Поймешь, когда поздно будет... Илья Федорович надумал дочерям подыскать партии повыгоднее. В Казань приехал барон Врангель. Яковкин уже предложил ему быть экстраординарным профессором правоведения. Чем не жених? Профессор! Да еще и с такой рыцарской фамилией...

Панаев улыбнулся, но глаза его были печальными.

- Сегодняшний вечер - в честь рыцаря. И две дочки на выданье... Соображаешь? - спросил он.

В это время с террасы послышался голос Яковкина:

- Молодые люди, просим, входите!

На террасе уже собралось человек пятнадцать. Все они были друг с другом хорошо знакомы, но сегодня беседа у них, видимо, не клеилась. Многие с нетерпением поглядывали на садовую калитку. Николай понял: толки насчет нового жениха стали уже известными всем гостям. И поэтому все молчали.

Зато звучнее раздавался уверенный голос нового магистра исторических наук Петра Кондырева. Тот охотно и пространно толковал скучающим барышням, что "любомудрие - мать всех наук и научные истины целиком исходят из нашего мышления, ибо ум - самое изначальное...".

Барышни слушали, переглядываясь, и наконец не выдержали.

- Нам папенька новых золотых рыбок достал! - воскликнула Параша. Пойдемте, я покажу.

Девушки вскочили с мест и веселой стайкой впорхнули в комнату. Озадаченный Кондырев поднял брови, не закончив проповеди.

В этот момент калитка сада скрипнула и на дорожке ведущей к дому, появился новый гость, незнакомый присутствующим. Это был красивый человек, двадцати пяти лет, в изящном сюртуке светло-кофейного цвета и в белых перчатках, по виду скорее важный чиновник, чем ученый Похоже было, что Яковкин давно уже наблюдал за калиткой из окна, судя по тому, с какой поспешностью выскочил теперь навстречу гостю, рассыпаясь в любезностях.

- Господин Врангель! Егор Васильевич! Пожалуйте! - восклицал он. - А мы-то уж и беспокоиться начали.

Пожалуйте, пожалуйте! Моя супруга. Честь имею... А где же дочки?

Поддерживая Врангеля под локоть, сияющий хозяин привел его к остальным гостям:

- Пожалуйста. Имею честь! Егор Васильевич Врангель...

Взаимное представление было закончено, а девушки пе появлялись. Яковкин забеспокоился.

- Пока нам стол готовят, пожалуйте сюда - посмотрим библиотеку моих дочек, - пригласил он гостей в покои барышень.

Это была уютная, со вкусом обставленная комната: на стенах несколько гравюр и две картины в золоченых рамах. В большом шкафу из красного дерева на полках стояли книги в нарядных переплетах. Между окон у столика столпились девушки вокруг сверкающего зеркальными боками аквариума.

Почетный гость подошел к дочерям Яковкина, привотствуя их с непринужденностью светского человека.

Николай украдкой присматривался к Анне. Держалась она с достоинством, но ни разу пе глянула в его сторону.

Тем временем, выбрав удобную минуту, новый гость подошел к стоявшему в углу небольшому клавесину.

- Могу ли я попросить вас? - обратился он к Анне.

- Сыграй, сыграй, милая, - закивал Яковкин.

- Хорошо, - согласилась Анна, усаживаясь.

Когда пальцы ее забегали по клавишам, наполнив компату легкой, порхающей музыкой, Врангель стоял рядом и внимательно следил за нотами, чтобы вовремя перевернуть страницу.

Анна играла какую-то сверкающую солнцем тирольскую мелодию. Звуки напомнили Николаю то утро, в далеком детстве, когда лежал он в постели, зажмурив глаза, и нежился в полудреме. "Вставай, Колюшка! - послышался ласковый голос матери. - Вставай, вставай!" - говорит она, улыбаясь, и проводит теплой рукой по его стриженым волосам... Но вот музыка стала смелее, уверенней. Это была уже гордая радость человека, впервые узнавшего светлое чувство, которое люди зовут любовью.

"Кому она играет?" - очнулся Николай, прислушиваясь.