Николай Верещагин - Записки палеонтолога. По следам предков

В 1938 г. у поселка Бинагады, севернее Баку, аспирантом А. Мастанзаде была открыта известная теперь всему научному миру бинагадинская плейстоценовая флора и фауна. Из пластов пропитанных нефтью суглинков и тягучего асфальта ученые извлекли остатки древесины, побегов и плодов иволистной груши, многоплодного можжевельника, граната, тамарикса, тростника. Там же обнаружили более сотни видов жуков, собрали десятки тысяч костей 97 видов перелетных и оседлых птиц, 40 видов крупных зверей и мелких зверушек — от носорога, дикой лошади, первобытного быка, оленя, сайгака, бурого медведя, пещерной гиены, пещерного льва и гепарда до дикобраза, тушканчика, ежа и крохотной землеройки.

Абсолютный возраст остатков бинагадинских растений и животных по комплексу признаков датируется в пределах 130—70 тысячелетий до наших дней. Эту эпоху принято считать и называть в Западной Европе риссвюрмским, а у нас днепровско-валдайским межледниковьем. Ландшафты Гобустана тех времен рисуются в виде саванны — засухоустойчивого редколесья с фисташкой, боярышником, иволистной грушей, можжевельником и гранатом, с остепненным травяным покровом из злаков-эфемеров, а также из полыней и солянок. Отметим, что явных следов пребывания первобытного человека на Апшероне и в Гобустане в ту эпоху (ашель и мустье) пока не обнаружено, но он, конечно, бывал здесь, хотя бы мимоходом.

Когда, как и почему погибла, обеднела, откочевала или трансформировалась бинагадинская фауна? Эти вопросы чрезвычайно занимали тогда нас — бакинских зоогеографов и палеонтологов. Ведь в наши дни от бинагадинской растительности и животного мира в Гобустане уцелели лишь немногие виды в качестве реликтов, т. е. жалких остатков в своеобразных убежищах, под защитой россыпей скал.

Гобустан, или Кабристан,— пустынная страна, лежащая к западу от Баку,— был особо привлекателен для нас весной — в феврале, марте, апреле. В это время здесь быстро поднимались в рост весенние эфемеры — яркие алые маки, тонкоразрисованные черными полосками белые ирисы; в скалах расцветала мелкоплодная вишня. На низких, сизых от полыни плоскогорьях, среди розовых ковриков ползучего аистника тут и там поднимались треснувшие бугорки земли, скрывавшие плодовые тела пустынного трюфеля Terfezia leonis , как и в Сахаре, бесподобного вкусом, особенно — жаренного в сметане. В россыпях скал порхали кривоклювые стенолазы и красноклювые клушицы и перебегали, кудахтая, каменные куропатки, а по карнизам лежали, подстерегая песчанок и мышей, тяжелые и беспощадные песочного цвета полутораметровые гюрзы. По долинкам и каньонам пересыхающих летом потоков, среди кустов древовидной солянки ползали видавшие невзгоды греческие черепахи, а в далеком мареве широких долин мелькали стайки быстроногих джейранов или поднималась на крыло пара огромных дрохв. В воде залитых зимой обширных низин — шоров — плавали странные белые рачки — Artemia salina .

В 30-х и 40-х годах мы любили экскурсировать здесь осенью, зимой и весной с палеонтологом Н. О. Бурчаком в поисках следов былых эпох. Нас привлекали причудливые формы рельефа: каньоны ручьев, вертикальные обрывы столовых гор, сотовое выветривание известняковых скал, — своеобразные оазисы древесно-кустарниковой растительности с диким виноградом, инжиром и терном, редкими папоротниками, возможность добыть парочку диких голубей или кекликов, зазевавшегося зайца, серую лисицу — караганку, увидеть на размокшем такыре следы погони волков за стайкой джейранов. После первых осенне-зимних дождей здесь всегда можно было утолить жажду чистейшей водой, скопившейся в небольших блюдцеобразных углублениях на поверхности известняковых плит.

Однажды весной, когда мы возвращались из лабиринта каньонов и вулканических конусов внутреннего Гобустана к железнодорожной станции Дуванный (теперь Гобустан), Бурчак заметил на одной из глыб известняка у подножья горы Беюкдаш рисунки лодок с гребцами и с изображением солнца на высоко поднятом носу. Лодки явно напоминали драккары викингов. Это дало толчок к нашим специальным поискам других рисунков, в результате чего на здешних скалах была обнаружена целая галерея изображений животных и людей эпохи неолита, бронзы и позднейших веков. Вскоре выяснилось, что специалистам эти петроглифы не были известны. Бакинские археологи И. М. Джафарзаде и И. П. Щеблыкин знали со слов кочевых скотоводов только о рисунках на скалах ритуального холмика Язылы под горой Джингирдаг, что находится в 15 км к западу от берега Каспия и в 10 км по прямой от группы рисунков Беюкдаша. После консультаций с академиком И. И. Мещаниновым мы опубликовали наши новые находки петроглифов, призвав затем научную общественность и правительство Азербайджана к организации охраны ценнейших исторических памятников и к созданию здесь национального парка (Верещагин, Бурчак-Абрамович, 1948).

Дело в том, что строительные организации Баку еще в 30-х годах замахнулись на твердыню горы Беюкдаша, ее пятнадцатиметровые стены великолепного строительного известняка, начав беспорядочную ломку камней при помощи отбойных молотков, взрывчатки и спецпил. Сама гора Беюкдаш с ее вогнутой верхней поверхностью представляла, по мнению академика В. С. Щукина, уникальную для Закавказья реликтовую форму рельефа — в виде остатка синклинальной складки — и уже поэтому заслуживала охраны (рис. 13).

История образования этих возвышенностей вкратце такова. Столовые горки Беюкдаш, или Кызылкум по топографической карте (высотой 206 м над ур. м.) и Кичикдаш (117 м над ур. м.), сложены в основании рыхлыми суглинками Апшеронского моря и лишь сверху прикрыты, как щитом, 10—25-метровой толщей ракушникового известняка. Площадь верхнего плато Беюкдаша овальной формы, достигает примерно 1.5 км 2. Образование такого феномена закономерно в условиях сухого и ветреного климата. Апшеронское море усохло около 800 тысяч лет назад, и его днище, слегка измятое в пологие складки, стало подвергаться разрушению ветром и дождевыми потоками. Северные ветры постепенно разработали по образовавшимся балкам широкие ложбины. Участки бывшего морского дна с более прочным ракушечным известняком остались в виде низких плоскогорий, но волны новых плейстоценовых морей, Хазарского и Хвалынского, разрезали их на отдельные блоки. Дальнейшее усыхание Каспия в послеледниковую эпоху вновь открыло эти расчлененные участки действию дождевых вод, мороза, солнца и ветра. Наши столовые горки продолжали разрушаться по краям. Толщи подстилающих рыхлых суглинков размывались ливнями и оползали, а за ними обрушивались и скатывались по склонам глыбы и скалы кроющего известняка, образуя «море скал». В хаосе уступов развалин и трещин скал появились миниатюрные рощицы цельтиса, инжира, граната, увитые местами диким виноградом. В таких россыпях селились лисицы, волки, полосатые гиены, размножались огромные желтопузы, полозы и гюрзы. Здесь же первобытные охотники легко находили уютные гроты, а скотоводы и пастухи устраивали навесы и убежища, перекрывая простейшей крышей расселины между скальных стен.