Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Как видим, работа наркома ничем не отличалась от той, которая стояла перед украинским движением. И действительно, у проводимого Н. Скрыпником курса было немало точек соприкосновения с тем, о чем думали и что делали украинские националисты. Расхождение было идеологическим: Скрыпник считал себя большевиком и все свои поступки соизмерял с партийными решениями и интересами коммунистической революции. Самоопределение украинской нации он видел только в рамках советской государственности и в границах СССР.

Советский Союз он считал не «единой неделимой» Россией и не «конгломератом» национальных государств. «Мы не исходим из точки зрения ни единого государства, поглощающего объединяющиеся единицы, – говорил он от лица «товарищей украинцев», отстаивающих свое видение будущего Союза, – ни конфедерации, где союз не имеет своей воли» (стиль оригинала). Каким же представлялся ему этот союз? СССР – «единое суверенное государство, выступающее как единое целое», но такое, где «объединяющиеся республики остаются внутренне независимыми… передавая определенную долю своей суверенности Союзу Соц. Республик для экономической и политической борьбы вовне» [1045]. Отстаивая эту точку зрения, Скрыпник старался сохранить за республикой как можно больше суверенных прав. Этим была продиктована его борьба за создание двухпалатного ЦИК СССР, который бы гарантировал права республиканских органов власти в случае несогласия союзных органов с их решениями, его стремление закрепить за УССР широкие бюджетные права [1046]. Еще в бытность наркомом юстиции УССР Скрыпник отстаивал права Украины и других республик на собственное гражданство и юрисдикцию над своей территорией. В частности, на Всесоюзном совещании наркомов юстиции, проходившем в Харькове в декабре 1923 г., ему удалось отстоять право республик на собственные кодексы, тогда как Союзу отходила выработка общих положений советского строительства [1047]. Видное место в отстаивании полномочий республик занимала борьба за право распоряжаться экономикой. Например, в 1931 г. на заседании Комиссии национального вопроса при ВУАН нарком говорил, что в условиях социалистической реконструкции необходимо соединить экономику и национальную проблему, вывести последнюю из узкого круга этнографии и кооперации, придать развитию промышленности и сельского хозяйства украинское содержание, то есть развивать хозяйство УССР как специфическое украинское хозяйство [1048].

В отличие от Х. Раковского, для которого отстаивание прав республик было борьбой за революционные принципы и приближение мировой революции, борьбой против растущей бюрократизации безотносительно к национальным проблемам, для Н. Скрыпника упрочение республиканского организма было средством, одним из способов решения национального вопроса и «освобождения» украинцев от «колониальных» пережитков. Для их быстрейшего преодоления он считал желательным объединение всех украинских земель в одной республике. Поскольку значительная часть таковых находилась за рубежами Советского Союза – в составе Польши, Румынии и Чехословакии – и была недоступна, то свою энергию Н. Скрыпник и украинское руководство направили на сопредельные с УССР районы РСФСР.

О национально-территориальном размежевании 1925 г. уже шла речь. Вот тут ярко и проявился подход Н. Скрыпника к национальному вопросу с позиций активного участника и руководителя процесса нациостроительства. Вопрос о восточнославянском пограничье, о национальной (и даже этнической) принадлежности его населения не так очевиден даже сейчас, тем более он не был таковым в середине 1920-х гг. Тем не менее, основываясь на бытовой речи, каких-то этнографических особенностях (вслед за поколениями националистов, рисовавших Соборную Украину), Н. Скрыпник посчитал украинскими ряд территорий Воронежской, Курской, Ростовской губерний, Кубань. В частности, в 1928 г., перед реорганизацией Центрально-Черноземного района, Н. Скрыпник написал статью «О границах УССР», в которой добивался пересмотра существовавших границ как мешающих свободному развитию украинской национальности [1049]. С цифрами в руках руководство УССР готовилось к территориальному размежеванию. Мотивировки были следующими: Украина не может сохранять «пережитки дореволюционных национальных отношений и не может быть заключена в границах Малороссийских губерний плюс Новороссия» [1050]. Второй причиной была «забота» о местном украинском населении, подвергающемся «русификации». Печать УССР чутко реагировала на любые случаи «дискриминации» [1051], подсчитывая число украинских школ в России и сравнивая их с количеством русских школ на Украине.

Этот вопрос Скрыпник поднимал и позже. Например, в ноябре 1932 г., несмотря на сопротивление ряда его коллег в руководстве республики, он вновь выступил со статьей о положении украинцев «за границей» – в Центрально-Черноземной области РСФСР и Казахстане, назвав украинский вопрос приоритетным заданием для руководства этих регионов. «Если в ЦЧО не обращают преимущественного внимания на разрешение украинского национального вопроса, на культурное и экономическое поднятие украинцев в ЦЧО (заметим, не всего вверенного населения этой области, а именно представителей одной этнической группы. – А. М. ), то это свидетельствует о наличии там российско-великодержавного шовинизма» [1052], – бросал обвинения Скрыпник. Вообще, подобный шантаж, равно как и уместное или неуместное политизирование любых вопросов ради победы над оппонентами, был свойствен наркому. «Все, что отстаивали противники его фантазий и самодурства, – писал С. Ефремов, не раз имевший возможность сталкиваться со Скрыпником по работе (например, на совещаниях по вопросам правописания), – он сразу переводил на “политическую почву”(!) и этим… затыкал противникам рот» [1053]. Действительно, кому хотелось прослыть, скажем, великодержавным шовинистом?

Свою точку зрения на присоединение территорий РСФСР Скрыпник не изменил и после того, как в декабре 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) высказалось о нецелесообразности нового территориального передела. Делая доклад в Институте Маркса-Ленина он подтвердил, что никогда не отказывался от требований присоединить к УССР часть ЦЧО, Таганрог, Кубань, поскольку считал выполнение этих задач обязанностью советской власти перед международным коммунистическим движением [1054].

Скрыпник вообще уделял большое внимание положению украинского населения за пределами УССР и развитию его в украинском духе. С не меньшей энергией он работал на ниве нациостроительства в республике. По его словам, для этого необходимо было полностью отойти от представления, что русский язык в республике – основной, исходный «пункт», от которого ведется изображение картины украинизации. Такой точкой отсчета он предлагал сделать украинский язык (поскольку русский, по его мнению, был языком нацменьшинства) [1055]. Этому должны были способствовать и методики преподавания украинского и русского языков, основанные на так называемой теории родственных языков. То есть изучение, скажем, украинского языка надлежало вести при помощи постоянных сравнений с русским, а внимание учащихся заострять на малейших различиях между ними. Данный способ преподавания являлся удобным средством формирования национальной идентичности, укрепления подсознательного восприятия украинского языка (и общности) как особых, отличных от русских (зачастую в ущерб реальному положению вещей), а также дальнейшего культивирования этих отличий.