Борис Тураев - Древний Египет

Достаточно известны рассказы греческих писателей о покорении Египта персами после битвы при Пелусии, сдачи Мемфиса и пленения царского семейства. Дело, по-видимому, не обошлось без измены, как в Лидии, Мидии и Вавилоне; Ктесий говорит определённо о том, что вельможа Комбафей открыл Камбизу «мосты и прочие дела египтян». Наводит на подозрение и замечательный текст — автобиографическая надпись на находящейся в Ватиканском музее статуе первого сановника государства, верховного жреца Нейт и адмирала флота Уджа-Гор-ресента. Он говорит: «Когда прибыл великий царь, государь всех стран Камбиз и с ним азиаты всех стран, он воцарился над всей этой землёй. Он был великим царём Египта, великим властителем всех стран. Приказал он мне быть рядом с ним… Я составил ему титул “Царь Верхнего и Нижнего Египта Месут-Ра”. Я дал познать его величеству величие Саиса, седалища Нейт… вместе с учением о величии обители Нейт- неба во всём объёме этого учения. Это — тайна всех богов… Я просил его величество прогнать азиатов, осевших в храме Нейт, и вернуть храму его благолепие… Повелел он очистить храм Нейт… справлять все его праздники, как было издревле… Прибыв в Саис, он сам направился к храму Нейт, простёрся перед величеством Нейт, как это делали цари, и совершил великую жертву… Сделал он так, ибо я дал ему познать величие Нейт, матери самого Ра…» Автор этого необычайного по важности памятника слишком скоро вошёл в милость нового владыки Египта, который и сам вошёл в роль фараона и дал посвятить себя в таинства египетской религии — в Египте он повторил то, что его отец совершил в Вавилоне, проводя идею «царства Стран», объединённых личною унией. Предание, сохранённое Геродотом, наоборот, сообщает о жестокой расправе Камбиза с египтянами и о поругании им их религии. И документы иудейской колонии в Элефантине, открытые в 1906–1908 гг., говоря о разрушении своего храма, вспоминают, что «Камбиз, когда пришёл в Египет, нашёл этот храм уже выстроенным, и, в то время, как все храмы египетских богов были разорены, нашему храму никем не было причинено никакого вреда». Сам Уджа-Гор-ресент далее в своей автобиографии говорит: «Я спасал людей во время величайшей бури, подобной которой не было во всей земле…» Очевидно, настроение Камбиза изменилось после его неудачного похода в Нубию и происшедшего, вероятно, в связи с ним восстания в Египте. Во всяком случае, Камбиз оставил по себе в Египте недобрую память, несмотря на то, что национальная гордость изобрела легенды, связывающие династически персидский царский дом с саисским до узурпации Яхмоса и выставляющие его настоящей XXVII династией, более законною, чем конец XXVI. Это стремление доказать непрерывность фараоновского Египта весьма характерно для миросозерцания народа.

К Дарию I предание относится более благосклонно: оно даёт понять, что он старался загладить впечатление, оставленное Камбизом, и причисляет его к законодателям. Он действительно носил фараоновское имя «Сетету-Ра» («Подобие Ра») и оказывал стране милости чрез известного нам Уджа-Гор-ресента, который сам отправился в Сузды, где, подобно Эздре, добился указа о восстановлении медицинской школы при Саисском храме. Персидские цари вообще дорожили успехами медицины и хорошими врачами, и Дарий охотно поручил египетскому вельможе снабдить высшую школу необходимыми учебными пособиями и открыть приём «книжников» (вероятно, студентов) исключительно «сыновей особ», чтобы «не было среди них простолюдинов» — так далеко ушла в это время кастовая исключительность… «Поступил так», прибавляет надпись, «его величество, ибо знал пользу искусства…» Дарий и лично посетил Египет; от имени его предпринимались постройки храмов и в долине Нила, и в Великом Оазе; в Хаммаматских рудниках имеются иероглифические надписи его архитекторов, носящих персидские имена, но молящихся египетским богам. Дарий повелел провести канал к Чермному морю, и об этом великом деле была в пяти экземплярах поставлена надпись на четырёх языках — персидском, вавилонском, эллинском и египетском. Последняя по редакции совершенно отличается от трёх первых и представляет обычную египетскую царскую надпись, может быть, составленную тем же Уджа-Гор-ресентом. Здесь Дарий именуется «рождённым Нейт, владычицей Саиса, владыкой всего, что обходит диск солнца. Нейт признала его своим сыном и простёрла ему свою руку с луком для повержения врагов, когда он ещё был во чреве матери… Он, царь Верхнего и Нижнего Египтов, расширяет его границы, и все иноземцы идут к нему с дарами и работают для него…» Между тем, в персидской версии этот самый превращённый в правоверного фараона Дарий прямо заявляет: «Я — перс, и из Персии подчинил Египет». Возможно, он намекает на устранение подозрительного сатрапа Арианда. В конце его царствования, под впечатлением Марафона, и египтяне сделали попытку вернуть самостоятельность. Восстание это удалось усмирить уже Ксерксу, после чего положение Египта было значительно ухудшено. Идея «царства Стран» при Ксерксе уступает место деспотичной централизации. Цари перестают считаться с государственностью покорённых стран, они прекращают своё усердие к местным божествам. Имена Ксеркса и Артаксеркса писались египетскими иероглифами, но исключительно как транскрипция персидских; фараоновских имён для них уже не составляли; официальным языком в Египте, как и вообще на всём западе Персидской монархии был арамейский. После смерти Ксеркса произошло новое восстание, на этот раз более упорное, поддержанное афинянами; греки упоминают даже об египетских царях Инаре и Амиртее. Повышенное настроение египтян можно видеть и из Геродота, который путешествовал вскоре после подавления восстания. Ему рассказывали, что египтяне древнейший народ, насчитывающий 17 тысячелетий исторического существования; что боги всех народов происходят от их божеств, что фараоны владели скифами и колхами и доходили до Фракии, объехали с завоевательными целями южное море до пределов возможного плавания, и т. п., Дарий II снова оказал внимание египетской государственности и религии — он именуется, как фараон «Мери-Амон Ра» (возлюбленный Амоном-Ра); от его имени редактированы красивые богословские гимны Амону в храме великого Оаза. Но было уже поздно — в конце его царствования начинаются волнения, перешедшие затем в восстания. Ещё в 410 г. сатрап Египта Аршам отправился к царю с докладом о тревожном положении в стране. В это время жрецы на о. Элефантине, до которого уже докатилась волна восстания из Дельты, расправились с ненавистными для них евреями, составлявшими значительную часть гарнизона местной пограничной крепости. Для них они были олицетворением иноземного ига; персидское правительство, кроме того, оказывало этим своим слугам всякое покровительство, а существование иудейского храма, в котором приносились в жертву агнцы, было прямым поруганием местного египетского культа, почитавшего овна как символ местного божества Хнума. Жрецы, подкупив коменданта крепости, засыпали в ней колодец, а потом разрушили иудейский храм. Иудейская колония отправила об этом донесение и завела переписку и с властями, и с иерусалимской общиной; переписка обрывается на 407 г.; один частный документ, последний, датированный уже 5-м годом царя Амртея, которого Манефон называет единственным царем XXVIII, второй саисской династии (405–399).