Алексей Юрчак - Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

В ноябре 1981-го и ноябре 1982 года молодой инженер Юрий из городка Савелово, Калининской области [315], отправил своей родственнице, тете Марусе, биологу из Ленинграда, два письма по случаю годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Это были типичные письма, которые посылались миллионами советских людей своим родственникам и друзьям по всей стране по случаю государственных праздников — годовщины революции, 1 Мая, Дня Победы, 23 Февраля, 8 Марта, Нового года. В большинстве таких писем и открыток содержались поздравления, пожелания здоровья и счастья, новости из личной жизни, вопросы к адресату о его новостях.

В первом письме от 10 ноября 1981 года Юрий сообщает об окончании тяжелой работы по сбору урожая на сельскохозяйственных полях, на которую в начале осени государство посылало из городов молодых инженеров и студентов вузов:

Дорогая т. Маруся!

Все мы сердечно поздравляем тебя с праздником. Здоровья и благополучия, творческого вдохновения. У нас наконец установился более-менее нормальный режим: не надо бежать на ранчо, не надо трясти яблоки, обрывать ногти о траву, грузить мешки с картошкой. […] Урожай собрали и теперь ждем, что с ним будет. Как советует нам партия — главное это не только собрать, но и все сохранить [316].

Цитата из авторитетного дискурса партии здесь подвергается процедуре иронического смещения, благодаря тому, что она вставлена в описание реальных событий. Происходит это так. Советский колхоз в письме обозначен понятием из американской жизни — «ранчо», на которое требовалось «бежать» (ходить без особого желания), что является намеком на труд сезонных рабочих (студентов и молодых инженеров), без которых советское сельское хозяйство не способно было справиться со своей задачей [317]. Фраза «Урожай собрали и теперь ждем, что с ним будет» является дополнительным ироничным намеком на то, Что советское сельское хозяйство все равно теряет большую часть урожая в процессе хранения и перевозки, несмотря на мудрые советы партии. При этом становится очевидно, что важность цитаты из авторитетного дискурса — «Как советует нам партия — главное это не только собрать, но и все сохранить» — заключается не в ее буквальном смысле (этот смысл к реальности отношения не имеет), а просто в ее повторении. Партийное указание приобретает иронический смысл, становясь не способом решить проблему, а способом воспроизвести дискурсивную форму, не решив проблемы.

Во втором письме, спустя год, 10 ноября 1982 года, Юрий вновь цитирует несколько формул авторитетного дискурса, даже помещая одну из них в кавычки:

Дорогая т. Маруся!

Поздравляем!

После столь неприятных событий, как пребывание в больнице, наступила полоса относительного спокойствия. Самочувствие хорошее и, как говорят космонавты, — готов выполнить любое задание Родины. А Родина зовет нас на субботник по случаю 40-летия победы под Москвой. Очередная блажь. Вот завтра пойдем на митинг «поддерживать почин москвичей».

Сразу несколько фраз в этом небольшом отрывке построено по принципу прямого цитирования авторитетного дискурса. Это фразы: «как говорят космонавты», «готов выполнить любое задание Родины», «Родина зовет нас на субботник по случаю 40-летия победы под Москвой» и «поддерживать почин москвичей». Но фразой «очередная блажь» и кавычками вокруг фразы «поддерживать почин москвичей» дается возможность понять, что автор воспринимает смысл этих авторитетных заявлений и своего участия в митингах и субботниках не как отражение искренней поддержки и добровольного участия (на уровне буквального смысла), а как неизбежную формальность, которая ведет не к выполнению поставленных задач, но к пустой потере времени.

Письма и дневниковые записи, которые мы только что рассмотрели, безусловно отличаются от писем из Якутска и Новосибирска, рассмотренных нами в главе 6. Главное отличие в том, что те письма были полны искренней убежденностью в верности идей коммунизма, а письма, процитированные в этой главе, звучат скептически по отношению к самой этой идее. Однако авторы и тех, и этих писем похожи тем, что они участвовали в воспроизводстве стандартных форм авторитетного дискурса и что именно благодаря этому участию они могли наделять свою жизнь новыми смыслами, выходящими за рамки констатирующего смысла авторитетных заявлений. Каким именно смыслом эти разные авторы наделяли свою жизнь, зависело от конкретного человека и конкретного контекста, и в этом они, конечно, отличались. Если Александр из Якутска (глава 6) искренне верил в идею коммунизма, не соглашаясь с формальным отношением к этой идее со стороны партийных бюрократов, то студентка истфака ЛГУ, которую мы назвали просто «подруга Инны», или студентка журфака ЛГУ «Лена» (см. выше), судя по их письмам и дневниковым записям, были настроены одинаково скептически и к самой этой идее, и к бюрократам из КПСС. И тем не менее всех их объединяла позиция вненаходимости по отношению к советской системе, хотя и занимали они эту позицию разными способами. Никто из них не противопоставлял себя советской системе напрямую, но все они наделяли свою жизнь смыслами, интересами и способами существования, отличными от тех, которые описывались (или констатировались) партийным языком системы.

Одним из самых распространенных и важных типов иронии вненаходимости в период позднего социализма стал знаменитый советский или социалистический анекдот. В отличие от предыдущих примеров иронии, за исключением «стишков-страшилок», анекдот был фольклорным жанром. То есть у него не было конкретного автора, или, точнее, кто был конкретным автором конкретного анекдота или откуда тот или иной анекдот появился, было обычно неизвестно да и не важно.

Про анекдоты написано много интересных работ. Мы ограничимся рассмотрением этого феномена лишь в том аспекте, который поможет нам лучше разобраться в самом принципе вненаходимости в период позднего социализма. Сначала надо определить, чем феномен анекдотов позднесоветского периода отличался от фольклорного и социального юмора в другие периоды и в других культурных и политических контекстах. Для этого рассмотрим некоторые элементы внутренней структуры анекдота, а также проанализируем, каким образом анекдоты существовали в повседневной жизни советских граждан, как, где и в каких средах и компаниях они рассказывались, где и когда они были уместны и неуместны, что представлял собой ритуал их рассказывания, в какой период этот ритуал стал особенно популярен и когда потерял популярность. Рассмотрим также анекдоты и ритуал их рассказывания в контексте других типов дискурса и практик позднесоветского периода, с которыми анекдоты сосуществовали или взаимодействовали, но которые не являлись выражениями и практиками этого юмора.