Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

Офицер этот скоро, однако, стал постоянно обедать со своими арестантами; но приходил в солдатской шинели, надетой прямо на рубаху, и в туфлях на босу ногу. И этот начальник говорил всем Долгоруким – и князьям, и княжнам – «ты».

Наталье Борисовне он казался смешным, а не возмутительным, а так как молодость смешлива во всех обстоятельствах жизни, даже в очень тяжелых, то молоденькая ссыльная часто смеялась, глядя на своего коменданта «на босу ногу».

– Теперь счастлива ты, что у меня книги сгорели, а то бы я с тобой сговорил! – замечал он ей.

Что он хотел этим сказать – неизвестно: вероятно, он думал побить ее своей книжной ученостью, да на беду у ученого офицера «на босу ногу» книги сгорели.

– Теперь-то вы натерпитесь всякого горя, – говорил гвардейский офицер, провожавший ссыльных до Тобольска, прощаясь с ними, и даже плакал, оставляя их в далекой стороне и возвращаясь в Россию, в Москву, в Петербург.

– Дай Бог и горе терпеть, да с умным человеком, – отвечала на это Наталья Борисовна.

Оттуда ссыльных повезли на судне, но на таком старом и гнилом, точно оно сделано было именно для того, чтобы где-нибудь утопить арестантов.

Надо к этому прибавить, что Наталья Борисовна делала этот далекий и трудный переезд беременной.

Через четыре месяца, в Березове, она родила сына Михаила, – и вот у нее никого нет – ни бабки, ни кормилицы. Сына своего князя княж-сына Михаилу Долгорукого вспоила она коровьим молоком.

Говорят, что в Березове пли по пути туда Долгорукие встретились с Меншиковыми: одни ехали в Березов, другие из Березова. Только обе царские невесты не встретились уже там: Марья Меншикова с января этого года лежала уже в мерзлой сибирской земле, с двумя младенцами, тоже Долгорукими, от князя Федора Васильевича Долгорукого.

Нам уже известно из предыдущих очерков, что в Березове находилась вся семья Долгоруких: старик Алексей Григорьевич, его сыновья и дочери, в том числе бывшая невеста покойного императора-Петра II-го, сестра бывшего его фаворита Ивана Алексеевича – Екатерина. Несчастная связь ее с тамошним, гарнизонным офицером Овцыным и отказ в благосклонности тобольскому подьячему Тишину были причиной, что, по доносу Тишина, всех Долгоруких, кроме женщин, забрали из Березов в 1739 году.

Схвачен был и муж Натальи Борисовны, которая долго не знала, где он и что с ним сделали; не знала до восшествия на престол Елизаветы Петровны и до объявления ей милостивого позволения о возврате из ссылки.

А, между тем, с мужем ее, как известно ей стало после, вот что было.

По доносу Тишина, Бирон свез всех Долгоруких из разных отдаленных мест ссылки в Новгород и велел учинить над ними следствие по делу, между прочим, о таких преступлениях, о которых осужденные и сами не ведали.

Оказавшихся наиболее виновными в истинных и мнимых преступлениях казнили.

Казнили жестоко и мужа Натальи Борисовны.

Это была действительно жестокая, ужасная казнь с колесованием и рубкой разных членов, а потом головы.

Насколько молоденькая жена его показала твердость духа, отправившись с ним под венец, когда голова жениха уже заранее обречена была топору, а потом не побоялась и ссылки, настолько сам он показал геройское терпение, когда умирал на плахе.

Рубит ему палач правую руку.

– Благодарю тя, Господи! – говорит Долгорукий.

Рубит палач левую ногу.

– … яко сподобил мя еси… – продолжает казнимый.

Рубит палач левую руку.

– … познать тебя, Владыко! – заканчивает казнимый.

Тогда палач отрубает ему и голову – нечем больше молиться…

Одиннадцать лет вдова казненного пробыла в Березове.

Возвращенная Елизаветой Петровной из ссылки, «великая страдалица», Наталья Долгорукая-Шереметева удалилась в монастырь, в Киев. Там она приняла схиму.

Умерла 3-го июля 1771 года, пятидесяти шести лет от роду, когда на сцену жизни выступали новые русские женщины, о которых мы в свое время скажем.

Семилетним ребенком царевна Анна Иоанновна вступила в XVIII-е столетие.

Предшествовавший век и его своеобычный строй жизни она могла помнить так же смутно, как она смутно должна была помнить обстоятельства самого раннего детства.

Но детство всегда кладет неизгладимую печать на всю последующую жизнь человека, на его характер и склонности, на симпатии и антипатии его духа, при помощи коих впоследствии слагаются у человека отношения к людям, к обстоятельствам и всем явлениям жизни.

Семнадцатый век не мог не наложить неизгладимую печать и на всю жизнь лица, о котором мы говорим, несмотря на то, что лицо это пережило всю эпоху ломки старого, беспощадной ломки, предпринятой энергическим дядей царевны Анны Иоанновны – царем Петром.

Анна Иоанновна видела своими глазами, как обрезывалась борода у старой Руси, как на ее одряхлевшее от неподвижности, но здоровое тело надевалось новое платье; она видела все это, сама росла, по-видимому, под условиями новой жизни; но детские ее симпатии не могли быть вытравлены новыми порядками, и она лишь рассудочно принадлежала новой жизни, подчинялась ее требованиям, а во многом, по законам нравственной инерции, продолжала жить старой, до-петровской, домостроевской жизнью.

Анна Иоанновна была дочь старшого брата Петра Великого, «скорбного главой» царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны, урожденной Салтыковой.

Год ее рождения (22-го января 1693 года) совпадает с тем годом, когда ее державный дядя пытался только «прорубить окно в Европу», которое и прорубил десять лет спустя, в 1703 году, заложением Петербурга; в год рождения царевны Анны юный Петр только что успел заложить верфь в Архангельске и отправить за море, в Голландию, первый свой «кораблик».

Таким образом, хронологически, царевна Анна принадлежала новой Руси; но воспринимала ее от купели и пеленала старая Русь, и едва царевна появилась на свет божий, как, по древнему обычаю, во все концы земли русской понеслись гонцы с государевыми грамотами, такого же содержания и такой же формы, с какими носились гонцы по московскому царству с вестями о рождении бабушек и прабабушек царевны.

«Великих государей Богом дарованную радость ведать, ратным и всякого чину людям сказать и Господу Богу и пресвятой его Богоматери и всем святым о великих государей и той новорожденной благоверной государыни, царевны и великие княжны Анны Иоанновны многолетнем здравии молитвы и благодарение воздавать» – вот что оглашалось грамотами по русской земле в день рождения царевны.

В памяти царевны должна была запечатлеться обстановка ее детства – этот старинный двор ее матери, царицы Прасковьи, с теми свычаями и обычаями, под которыми вырастали когда-то и женщины древней Руси.