Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

Тут уже, за отцом, ехала дочь, Марина, в карете, запряженной десятью лошадьми – все белой масти с черными яблоками. На козлах не было кучеров, но каждую лошадь вел за узду особый конюх, и все десять конюхов одеты были одинаково. Карета снаружи была окрашена красной краской с серебряными накладками, колеса ее были позолочены, а внутри она была обита красным бархатом. В ней на подушках, по краям унизанных жемчугом, в белом атласном платье, вся осыпанная каменьями и жемчугами, сидела Марина вдвоем со старостиной сохачевской.

Не будем говорить о каретах, следовавших за Мариной: то был ее двор, свита, слуги. Народ валил толпами. Тут были персы, арабы, турки, грузины, татары, не говоря уже о тысячах московского люда. В толпе находился и царь, ожидавший невесту и смотревший на ее поезд, как частное лицо. Марина въехала в Вознесенский монастырь, где жила царица-старица Марфа: – это невеста царя делала первый визит его матери.

Через пять дней, 8 мая, коронование и венчание: следование Марины с царем в торжественной процессии в Успенский собор в сопровождении рындов с серебряными топорами на плечах; возведение Марины патриархом на трон, возложение на нее барм, диадемы и короны, а потом цепи Мономаха; помазание на царство, венчание и, наконец, свадебное торжество, пиры, балы, танцы; все это должно было казаться волшебным сном, пробуждение от которого последовало так скоро – 16 мая!

На одни дары Марине Димитрий издержал в эти дни до 4.000.000 рублей.

Когда брачный пир кончился и вечером молодых повели в спальную комнату, у царя из перстня на пальце выпал дорогой камень и его не могли отыскать… Пустое, но зловещее предзнаменование…

Так весело началось для Марины московское житье и московское царствование; но не долго пришлось ей царствовать, не долго веселилась она.

Глухое неудовольствие уже крылось под спудом, в народе. Искру раздували те, которым хотелось самим сесть на месте проходимца и польки, сидевших на столе Ярослава, Мономаха, Димитрия Донского, Ивана Калиты, Ивана Грозного.

Народ уже проведал, что Марина тайная католичка. Шепталось и громко говорилось, что венчание и свадьба были 8 мая, под пятницу, под Николин день. Царь и царица едят телятину, не вместе ходят в баню.

Кремль занят поляками – там сидят близкие и слуги Марины. Поляки ведут себя нагло. Начали поговаривать о «польке поганой».

Ровно неделю царствовала эта полька! Вся жизнь – из-за восьми дней!..

К утру с 16-го на 17-е мая все было покончено с мужем Марины. В роковую минуту он спал около жены и, услыхав набат, вскочил с постели, выбежал – и узнал в чем дело.

Когда Димитрий увидел, что заговорщики ворвались уже во дворец, он бросился к покоям Марины, и через окно мог закричать ей: «сердце «мое, здрада!» Сам же выскочил из окна и разбился с пятнадцатисаженной высоты. Там его скоро докончили.

Заговорщики ворвались в повои царицы, но там ее уже не было: проснувшись от крика мужа, она успела спрятаться в подвале. Приближенные просили Марину выйти оттуда, и она, не будучи узнана толпой, снова пробралась наверх: на пути она была даже столкнута с лестницы хлынувшей туда толпой – ее не узнали!

Марина спряталась в своей комнате. В тот момент у дверей показались заговорщики. Ян Осмульский, молоденький паж Марины, долго сдерживал разъяренную толпу, но был убит, и через его уже труп толпа хлынула в царицын покой.

– Где царь и царица? – с ругательствами кричала толпа, ввалившаяся в ту самую комнату, где была Марина.

Маленькая и худенькая, она, говорят, спряталась под юпку своей «охмистрины», подобно той исторической собачке, которая от страху спряталась под платье Марии Стюарт, когда ее казнили, и лизала кровь своей госпожи, капавшую с эшафота.

– Где царь и царица? – кричали убийцы.

Им отвечали, что царя не видали, а царица ушла в дом к отцу.

Грязные сцены разыгрались тут в царских покоях, и Марина слышала все это, знала, что тут делается, но не выдала себя до тех пор, пока не пришли главные заговорщики – бояре, и не поставили стражу около бывшей своей царицы и ее придворных дам.

И вот Марина опять у отца, только в Москве, а не в Самборе.

Димитрия нет. Другой еще не явился. В Самборе мать Марины провозглашает, что он жив, и этот слух привез туда Молчанов; он и распространяет его по Польше и по России.

Но вот Димитрий явился. Кто он такой – никто не знает. Не знает и Марина. Он уже в Орле. К нему идет князь Рожинский с 4,000 поляков. Рожинский посылает к нему послов и требует денег для войска.

У неведомого нового Димитрия нет денег, и вот тут вспоминает о Марине.

– Сбежал я из Москвы от милой жены моей, от милых приятелей моих, ничего не захвативши.

Надо заметить, что, когда Марина только явилась в Москву, то Димитрий спрашивал бояр, что они назначат царице в содержание на случай ее вдовства, и бояре назначили ей больше, чем Новгород и Псков, потому что признали ее наследственной государыней и еще до коронации присягнули ей в верности.

Когда на Москве совершилась катастрофа, польских послов Олесницкого и Гонсевского, не выпускали из города. Затем их и Марину отправили в Ярославль.

Время между тем шло. Более года с послами тянулись переговоры, и вот заключено с ними условие: Мнишек не признает зятем второго Димитрия, которого называли «тушинским вором», потому что он стоял в Тушине, а чаще звали его «цариком», не выдает за него свой дочь, и Марина не называется московской государыней.

Условие это заключено было 25 июля 1608 года, когда Марина сидела уже в Ярославле, как в плену. Что она там делала – неизвестно; но, по договору с посланниками польскими, ее решились отпустить на родину.

Но Марину-царицу уже не тянуло на родину: она носила уже на голове корону: как же ей воротиться в свой скромный Самбор?

Царик узнал, что Марину отправляют в Польшу. Марина – царица нужна была ему больше войск и больше денег: с Мариной он был все, без Марины – он ничто.

А Марина? Она не знала, кто он, откуда, но она все еще верила, что это ее Димитрий.

Но вот Марина выезжает из Ярославля, чтобы по договору, возвратиться на родину. Ее сопровождает тысячный конвой московских ратных людей. С ней отец, послы Олесницкий и Гонсевский.

Узнав об этом, царик разослал по городам приказ: «Литовских послов и литовских людей перенять и в Литву не пропускать; а где их поймают, тут для них тюрьмы поставить да посажать их в тюрьмы».

Мало того, царик послал Валавского с полком перехватить поляков и Марину – она ему была нужна. Но полякам, служившим у царика, не хотелось этого: они боялись, что Марина откажется от второго Димитрия – он непохож на первого: это не тот, не он. Поэтому Валавский с умыслом не догнал Марины.

Тогда царик посылает в погоню Зборовского. Этот скоро нагоняет конвой Марины, потому что желал отличиться пред русским царем; он нагнал Марину уже под Белой, разбил конвоировавший ее московский отряд и остановил Марину, Мнишка и посла Олесницкого. Посол Гонсевский с другим отрядом ушел другой дорогой.