Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

Филарет Никитич, по-видимому, подозревал, что тут кроется интрига, и потому понемногу начал смягчать суровость ссылки Хлоповой и ее родных, из Тобольска, в 1619-м году, приблизив их в Верхотурье, а в 20-м году передвинув еще ближе – в Нижний.

Но между тем молодой царь оставался без невесты, и Филарет задумал женить его на иностранной принцессе.

С этой целью тогда же, в 1621-м году, отправлено было в Данию, к королю Христиану, посольство, состоявшее из князя Алексее Михайловича Львова и дьяка Шипова.

При этом королю Христиану из Москвы написано было:

«По милости Божьей, великий государь царь Михаил Федорович приходит в лета мужеского возраста и время ему приспело государю сочетаться законным бравом; а ведомо его царскому величеству, что у королевского величества есть две девицы, родные племянницы, и для того великий государь его королевскому величеству любительно объявляет: если королевское величество захочет с великим государем царем быть в братстве, дружбе, любви, соединении и приятельстве навеки, то его королевское величество дал бы за великого государя племянницу свою, которая к тому великому делу годна».

Послам дан был наказ следующего содержания:

«Если будут говорить, что королевская племянница для любви супруга своего в русской вере приступит, а креститься ей в другой раз непригоже, потому что она и так христианской веры и крещена по своему закону, – то отвечать: королевской племяннице в другой раз не креститься никак нельзя, потому что у нас со всеми верами рознь немалая: у иных вер вместо крещения обливают и миром не помазывают; так король бы свой племянницу на то наводил, и отпустил ее тем, чтоб ей принять святое крещение».

Если король и его приближенные скажут: «как она будет за великим государем, то пусть сам великий государь ее к тому приводит, а они у нее воли не отнимают, или пусть послы сами говорят об этом с королевской племянницей» – то отвечать, что им самим говорить о том с высокорожденной королевской племянницей непригоже, потому что их девическое дело стыдливо, и им с ней говорить много для остережения их высокорожденной чести непригоже.

Послы должны были промышлять, родственникам и ближним людям невесты говорить всякими мерами, веру православную хвалить и на то невесту привести, чтоб она захотела быть с государем одной веры и приняла святое крещение; к людям, которые будут этим промышлять, быть ласковыми и приятельными, и, если надобно, то, смотря по мере, и подарить, и вперед государским жалованьем обнадеживать.

Если король спросит: будут ли его племяннице особые города и доходы, то отвечать: «если, по божественному писанию, будут оба в плоть единую, то на что их, государей, делить? все их государское будет общее; чего она, государыня, захочет, все будет ей невозбранно; кого захочет, того, по совету и повелению супруга своего, жаловать будет, и тем датским людям, которые будут с нею, неволи и нужды не будет, и чаем, что с ней будут не многие люди: многим людям быть не для чего, у великого государя на дворе честных и старых боярынь и девиц – отеческих дочерей – много.

Если на все это будет получено согласие, то послам просить ударить челом племянницам, и пришедши к ним, ударить челом по обычаю учтиво об руку, и поминки королеве и девицам поднести от себя по сорок соболей или что пригоже, причем смотреть девиц издалека внимательно, какова которая возрастом, лицом, белизной, глазами, волосами и во всяком пригожестве, и нет ли какого увечья, а смотреть издалека и примечать вежливо. Если королева позовет их к руке, то идти; королеву и девиц в руку целовать, а не витаться с ними (не брать за руку), и, посмотрев девиц, идти вон, после чего проведывать, которая к великому делу годна, чтобы была здорова, собой добра, не увечена и в разуме добра, и какую выберут, о той и договор с королем становить, спрашивать сколько дадут за невестой земель и казны.

Но из посольства этого ничего не вышло. Король даже не говорил с князем Львовым, велев сказать ему, что он-де болен, а послы, вследствие этого, не захотели говорить с ближними его сановниками о таком великом деле, как сватовство царя.

Тогда в январе 1628-го года послано было посольство к шведскому королю Густаву-Адольфу с тем, чтобы высватать принцессу Екатерину, сестру курфюрста бранденбургского Георга, шурина Густава-Адольфа.

Но и здесь была неудача. Густав-Адольф отвечал, что принцесса Екатерина ради царства не отступится от своей веры.

После этих неудач с иностранными сватовствами, Филарет опять поднял дело о несчастной Марье Хлоповой, которая жила с родными в Нижнем, и – как доходили оттуда вести – была совершенно здорова.

Доктор Валентин Бильс и лекарь Бальцер, которые, по поручению кравчого Михаила Михайловича Салтыкова, племянника царицы-матери Ксении Ивановны, пользовали царскую невесту, когда она захворала во дворце, объявили на сделанный им запрос, что у боярышни-царевны была пустая желудочная болезнь, легко излечимая.

Тогда взяли к допросу Салтыкова. Салтыков, видимо, изворачивался, путался, показывал, будто бы не говорил, что боярышня Хлопова неизлечима, и вообще обнаружил, что тогда он солгал.

Не удовольствовавшись этим, царь и Филарет послали за отцом Хлоповой, а потом за дядей Гаврилой Хлоповым. Отец боярышни показал, что дочь его Марья была совершенно здорова, пока ее не привезли во дворец; во дворце ее рвало, но рвота скоро прошла, а в ссылке с ней этого ни разу не было. Спросили духовника боярышни – тот показал то же самое.

Привезли и дядю невесты – Гаврилу Хлопова, и дело объяснилось следующим образом:

Однажды царь с приближенными своими боярами ходил смотреть вещи в оружейной. Ему поднесли турецкую саблю замечательной работы, и все хвалили эту работу.

Михайло Салтыков на это заметил:

– Вот невидаль! И на Москве государевы мастера такую саблю сделают.

Царь, обратившись к Гавриле Хлопову, который тоже находился там с прочими боярами, спросил:

– Сделают такую саблю в Москве?

– Сделать-то сделают, только не такую, – отвечал Хлопов. Салтыков вырвал у него из рук саблю и с досадой сказал, что Хлопов тут ничего не смыслит. После того они «поговорили гораздо», т. е. крупно поссорились, и с той минуты Салтыковы невзлюбили Хлоповых. На беду захворала боярышня-царевна, и царю донесено было, что она больна неизлечимо.

Но, не удовлетворившись и этим объяснением, Филарет и царь послали в Нижний боярина Федора Ивановича Шереметева и чудовского архимандрита Иосифа с медиками подлинно разведать: точно ли здорова боярышня Марья Ивановна. Те нашли, что здоровехонька.

Несчастная девушка, на вопрос Шереметева: отчего она занемогла, по своей суеверной наивности, отвечала: