Дмитрий Безьев - Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в.

Автор особо обращает внимание на состав участников антиказацкой вооруженной комиссии 1625 г. «В составе собравшихся к Конецпольскому южнорусских землевладельцев были и православные по вере. Таковы, например, киевский подкоморий Стефан Немирич, киевский хорунжий Федор Елец, киевский чашник Филипп Стрибл. <���…> Могущественные материальные интересы сплотили их во едино. Дружный союз польской военно-правительственной силы с местными силами и сокрушил под Куруковым озером запорожскую (по своему происхождению в преобладающей массе крестьянскую) рать» [16].

Далее автор дает подробное описание того, как проходил сейм 1626 г. Король просил денег на войну со Швецией и жалованье войскам, участвовавшим в экспедиции против казаков. Шляхта же была озабочена только одним – сохранением и укреплением своих сословных привилегий за счет дальнейшего ослабления королевской власти, что и отразилось в речи маршалка Посольской избы: «Для поляков, как свободного народа, – говорил он, – не может быть ничего дороже свободы, приобретенной кровавыми заслугами их предков, передаваемой потомству, как святыня, с рук на руки. В заключение речи он выражал надежду получить вскоре в печатных сеймовых конституциях новое подтверждение этой свободы» [17].

В числе десяти требований сейма к королю значилось и требование об «успокоении греческой религии»: «…Просим его королевскую милость, чтобы он на этом сейме благоволил изыскать меры и средства, которыми бы это дело наконец основательно можно было бы успокоить. А братьям нашим той религии осталось бы нерушимо при своих древних правах и привилегиях, нарушением которых они и то считают, что теперь недавно холмское епископство дано простолюдину (plebeio), и что пинским владыкою состоит также простолюдин» [18]. Сам автор комментирует это требование так: «Требование об успокоении греческой религии изложено было очень неопределенно земскими послами 1626 года. <���…> Только предположительно <���…> можно допустить, что православные земские послы на сейме 1626 года добивались по прежнему правительственного признания возстановленной патриархом Феофаном высшей православной иерархии. Впрочем и на предыдущих сеймах православные шляхтичи-послы всегда избегали требовать прямо и открыто ея признания, считаясь с фактом возникновения ея без королевского разрешения и отдавая дань тогдашним обще-шляхетским взглядам на епископские кафедры, как на королевские бенефиции. Что православные земские послы были в этом отношении до мозга костей шляхтичами, ярким свидетельством этого служит вышеприведенное окончание требования об успокоении греческой религии. В нем земские послы, по желанию, без сомнения православных послов, жалуются королю не на то, что холмская и пинская епископския кафедры заняты епископами-униатами, а на то, что они заняты епископами нешляхетского происхождения» [19].

Король же, как и на сеймах 1623 и 1625 гг., предложил созвать общий объединительный униатско-православный синод, на котором и решить эту религиозную проблему, а он, Сигизмунд Третий, это общее решение утвердит. Такое решение короля не устраивало православных шляхтичей и православное духовенство, просивших о том, чтобы их права и привилегии были подтверждены сеймовой конституцией и королем.

Далее автор сравнивает просьбу православной шляхты на сейме 1626 г. с просьбой казацкой депутации, присланной в Варшаву во время работы сейма от гетмана Михайла Дорошенко. По поводу религиозного вопроса в казацкой петиции содержалась просьба: «Чтобы митрополит и владыки их, посвященные патриархом, были утверждены королем» [20].

Работа профессора Жуковича ценна тем, что включает в себя большое количество выдержек из письменных источников. Это добротное произведение, написанное в духе позитивистской методологии. В нем, через призму источников, можно увидеть систему функционирования шляхетских сословных органов Речи Посполитой и их взаимоотношения с королем и правительством, сенатом; ощутить «шляхетский дух» той эпохи. Эта работа дает ясное представление о том, что никакой особой борьбы православной шляхты за решение православного религиозного вопроса в Речи Посполитой не было. Просьбы казачества к правящим кругам Речи Посполитой в отношении православной религии звучат гораздо радикальнее, чем шляхетские, имеют не такой узкий сословный характер, а, скорее, «общенародный», хотя на сейм 1626 г. они представлены сразу после Куруковского разгрома казаков. Содержание данной книги подтверждает сложившееся и в украинской националистической, и в официальной советской историографии мнение, что именно казачество оказалось защитником православной веры на Украине после Брестской унии. В контексте этого вывода, прямо следующего из всего содержания книги, само название ее – «Сеймовая борьба православного Западнорусского дворянства с церковной унией» – кажется странным ввиду практического отсутствия этой самой «сеймовой борьбы».

« Украинская националистическая» историография« Украинского вопроса». Кратко обозрев отечественную историографию государственнического направления XIX – начала XX вв., обратимся теперь к историкам той же эпохи, коих принято считать «украинскими националистами». Начнем свой обзор с работ Н. И. Костомарова.

В своей остро полемической работе «О русско-польских отношениях. Полякам миротворцам» он, обращаясь к теме Люблинской унии 1569 г. и ее последствий для народа Юго-Западной Руси и польского государства, писал: «Политическое соединение Великого княжества Литовского с польскою короною произведено было шляхетским сословием: <���…> всю массу остального населения не спрашивали и не считали нужным и возможным ее спрашивать. Шляхетство одно получило выгоды от соединения с поляками, и оттого так ополячилось и отрознилось от своего народа; остальная масса народа заявила свой протест, когда пришло время…» [21].

Н. И. Костомаров активно полемизирует и по поводу вопроса о целях Брестской унии как унии, имевшей в основном религиозные цели, или как о мероприятии скорее политическом, ставившим своей целью создать монолитное общество в разноплеменной Речи Посполитой. Костомаров со всей определенностью поддерживает первую точку зрения (статья «Рецензия на книгу “Архив Юго-Западной России”»): «Сигизмунд Третий видел в ней удачное средство связать теснее Русь с Польшею; но это было не главное побуждение. В духе поляков, как и вообще славянских народов, не было стремления искоренять другие народности и сливать со своею, господствующей. Мы не видим ни малейшего следа гонения народного языка, ни презрения к русским обычаям, что обыкновенно сопровождает систематическую насильственную выработку народного единства. Цель унии со стороны католиков была более религиозная, чем политическая» [22].