Валерий Легасов - Авария на ЧАЭС и атомная энергетика СССР

Очень большая дискуссия возникла по, так называемому, комптоновскому эффекту, потому что когда начали готовиться к пуску 3-го блока (а первоначально его хотели пускать где-то следом за 1-м и 2-м блоками) радиационная обстановка внутри его здания (в помещениях, особенно в машинном зале) не позволяла вести всерьез даже ревизионных работ.

Первое предположение было, что это внутреннее загрязнение здания. После проведения дезактивации уровень активности в этом помещении снизился, но всё равно оставался высоким, достигая в отдельных точках десятков, а иногда и сотен миллирентген в час, а в единичных местах мощность дозы излучения в машинном зале доходила до рентгена в час.

Тогда было высказано предположение, что источником такой высокой активности является крыша 3-го блока, на которой осталось много рассыпанного топлива, и вот это обстоятельство и мешало создать приемлемую радиационную обстановку, потому что более 600 помещений 3-го блока были вычищены, вымыты, а уровень радиационная в машзале всё равно оставался достаточно высоким.

Начали проводить различные измерения с использованием коллиматоров специальных конструкций, которые показали, что наличие активности на крышах является не единственным источником, влияющим на радиационную обстановку 3-го блока, и что все-таки причина — в соседстве с четвертым блоком, влиявшем за счет комптоновского эффекта (переизлучения и отражения части гамма-лучей, выходящих через крышу 4-го блока) — вот, это излучение, мол, и было основным источником повышенного радиационного фона в машзале 3-го блока.

Сколько было на эту тему дискуссий, сколько было экспедиций, сколько было измерений — и все-таки, в конце-концов, оказалось, что основным источником радиации являются те загрязнения, которые находились на крыше 3-го блока. Это было главное, хотя конечно, какую-то толику, на уровне 10 миллирентген в час и даже меньше вносило и рассеянное комптоновское излучение, идущее от 4-го блока. Поэтому было принято решение полностью сменить крышу 3-го блока, поставить новую, с соответствующими защитными устройствами, которые позволили бы продолжить необходимые работы и вовремя запустить 3-й блок Чернобыльской АЭС.

Примерно в это же время, когда решалась судьба 3-го блока (в связи с такой обстановкой срок его пуска с летнего периода времени, на который он намечался, сдвинулся на осенний), очень остро стал обсуждаться вопрос о необходимости проведения пусконаладочных работ на 5-м и 6-м блоках. Эти блоки находились в совершенно разном состоянии готовности. Пятый блок имел высокую готовность и, практически за несколько месяцев после дезактивации мог быть завершен и пущен в эксплуатацию. Ну, а 6-й блок был в начальной стадии.

Дискуссии были большие. Общественность протестовала против того, чтобы продолжали строительство 5-го и 6-го блоков. Людям казалось, что 6 гигаватт на одной площадке — это уж чересчур большие мощности, тем более находящиеся в ненормальных радиационных условиях, однако энергетические потребности Украины диктовали необходимость введения все новых и новых мощностей. Этот вопрос обсуждался и на Правительственной комиссии, и выносился на более высокие уровни, и, в конечном счете, решено было отложить его и в ближайший 1987 год, а возможно и в 1988 году, никаких строительных работ на 5-м и 6-м блоках не вести.

Все силы дезактиваторщиков решено было бросить на полное приведение в норму 3-го блока, а также на очистку стройбазы. На территории АЭС была строительная база, на которой располагались механизмы и материалы, необходимые для сооружения 5-го и 6-го блоков. Эта база была достаточно загрязнённой. И вот, чтобы спасти достаточно большое количество размещенного на ней дорогого оборудования, на Чернобыльской атомной станции был сооружен специальный цех дезактивации. Он начал последовательно дезактивировать наиболее ценное оборудование и отправлять его в различные точки Советского Союза для практического использования.

В тот же самый период, когда начались активные работы по дезактивации и подготовке к пуску 3-го блока, по-настоящему начали разворачивать и работы уже не по проектированию, а по строительству города Славутича. Причем темп сооружения этого города все время увеличивался, и это имело большой смысл, потому что после примерно 4 — 5-месячной эксплуатации 1-го и 2-го блоков в вахтовом режиме стало ясно, что психологически и физически это — тяжелая работа. Ведь операторы пусть и с длинными перерывами на отдых, должны были находиться за пультом управления по 10 ‑ 12 часов. Длительная оторванность от семьи и работа в необычных условиях — все это создавало такие проблемы, что становилось очевидным, что вахтовый метод в данном случае, конечно, является не оптимальным. Он был вынужденным и сыграл большую роль в течение того периода времени, когда им пользовались, но постепенно стало совершенно ясно, что базироваться на нем как на основном методе работы невозможно. Поэтому темп сооружения города Славутич как основного городка энергетиков резко усилился. Борис Евдокимович Щербина, на моей памяти, чуть ли не ежемесячно, совершал туда специальные вояжи, для того чтобы следить за тем, как идет сооружение города и оснащение его оборудованием — в общем, этот вопрос постоянно находился под его контролем. Впрочем, как и все остальные вопросы, связанные с этой Чернобыльской аварией.

Уже где-то в середине 1987 года, летом, наконец-то появились роботы, сделанные руками наших, советских специалистов. Эти роботы создавались в Институте атомной энергии имени Курчатова. Это были роботы-разведчики, которых мы не могли своевременно получить ниоткуда, ни из какой страны мира. В итоге, мы сами сделали роботов-разведчиков, которые в самых сложных геометрических условиях, в условиях завалов и высоких радиационных полей управляемым образом могли продвигаться практически на любые расстояния и производить радиационную и термическую разведку обстановки, выдавать необходимую информацию. Эти роботы сыграли большую роль и на момент своего появления, потому что с их помощью было обнаружено много интересных данных по вопросам, связанным с характером и последствиями аварии. Но я не уверен, что они могли принести еще больше информации.

Другая идея, которую я неоднократно высказывал и просил исполнить (она пока до сих пор не исполнена) — это идея, связанная с созданием летающих роботов, то есть радиоуправляемых авиамоделей, которые несли бы на себе датчики радиационных полей и датчики, с помощью которых можно было бы измерять состав газа над различными точками Чернобыльской АЭС. [запись стёрта]