Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

При подписании Варшавского Договора присутствовал в качестве наблюдателя министр обороны Китая Пэн Дэхуай. Он формально не присоединился к договору, но гарантировал поддержку своего правительства[12]. Это был многозначительный жест. Смерть Сталина весьма подняла престиж Китая и его лидера Мао Цзэдуна, завоеванный благодаря победе их революции и действиям на фронтах корейской войны; этот престиж чувствовали и советские руководители. Доказательством может послужить то, что Маленков, чтобы поднять собственный авторитет, в первые дни своего правления опубликовал в «Правде» фотографию, похожую на монтаж, на которой он был изображен вместе со Сталиным и Мао[13].

После окончания корейской войны перед китайцами встали такие же проблемы, как перед Сталиным и большевиками в СССР в 20-е гг. Сам Мао отмечал это сходство[14]. Как и в Москве, в Пекине первые разногласия проявились в руководящей группе, которая вела партию к революции. Между 1953 и 1954 гг. произошел конфликт, который привел к обвинению и аресту двух важнейших деятелей — Гао Гана и Жао Шуши. О причинах столкновения говорилось мало, лишь якобы о претензиях на власть, которые побудили этих двух лидеров интриговать против остальных[15]. Однако позднее в китайских и /452/ советских источниках отмечалось, что Гао Ган, который был одним из правителей Маньчжурии, имел прямую связь с Москвой и лично со Сталиным, Сейчас московские историки говорят, что он был «сторонником дружбы с СССР»[16]. Возможно, эти особые узы вызвали подозрение и предопределили его поражение после смерти Сталина. Те же источники наводят на эту мысль, не высказывая ее прямо. Будь это действительно так, преемники Сталина в Москве не скрыли бы этого. Советско-китайские отношения в этот период постоянно развивались и улучшались. Политическое и военное давление американцев на обе страны заставляло их держаться вместе.

Мао только впоследствии нашел суровые слова для описания отношения китайцев в эти годы к советским руководителям. Он говорил, что китайцы их «слушали» и им «повиновались», «слепо им следовали» и «некритически использовали» их опыт[17]. Однако в тот момент и он считал необходимым следовать их советам и получать от них помощь. В 1953 г. Китай начал свою первую пятилетку, разработанную вместе с советскими экспертами. В 1954 г. он принял свою конституцию, текст которой был предварительно обсужден в Москве. В этот период значительно расширился обмен между двумя странами. Его кульминацией в апреле 1955 г. стало первое соглашение по атомной энергии, предусматривавшее постройку в Китае циклотрона и атомного реактора[18].

С другой стороны, после смерти Сталина его преемники выслушивали китайские требования с большим вниманием. Осенью 1954 г. в Китай прибыла на две недели высокопоставленная советская делегация во главе с Хрущевым, который именно в отношениях с социалистическими союзниками приобретал первый международный опыт. Результатом визита стала серия политических и экономических соглашений, которые развивали договоры, подписанные в Москве пять лет назад. Смешанные общества, созданные Сталиным в Маньчжурии и Синцзяне, были ликвидированы. Порт-Артур и Дальний, остававшиеся у Советского Союза во время корейской войны, были возвращены Китаю. Была определена и общая политика в отношении Японии. Экономические соглашения предусматривали строительство новых железных дорог, предоставление кредитов и более широкое участие СССР в индустриализации Китая. Согласно новому соглашению, обновленный советско-китайский союз должен был строиться на основе равенства и взаимного интереса, уважения суверенитета и территориальной целостности обеих сторон. Впервые эти формулировки использовались в отношениях между социалистическими странами, чтобы подчеркнуть их полное равенство[19].

В феврале 1955 г. Молотов в речи на сессии Верховного Совета выдвинул еще один новый тезис. Он сказал, что социалистический лагерь, протянувшийся до Вьетнама и Северной Кореи, возглавляется СССР, а вернее сказать, Советским Союзом и Китайской Народной Республикой[20]. В этой фразе явно чувствуется намек на признание совместной гегемонии внутри блока, в котором до сих пор /453/ признавалось только господство сталинского СССР. Однако это не совсем так. Правильнее было бы сказать, что наметилась эволюция в этом направлении. Признаком этого было само присутствие Пэн Дэхуая в Варшаве.

Когда в 1955 г. произошло событие, сильнее всего повлиявшее на отношения между социалистическими странами, китайцы были в нем не действующими лицами, а лишь заинтересованными зрителями. Мы имеем в виду примирение СССР с Югославией. Самым тяжелым наследством, оставленным Сталиным, был конфликт с Тито. До самой смерти Сталина стороны разговаривали только на языке острой полемики. Его преемники стали вести себя осторожнее, прекратив нападки советской прессы и сделав несколько дружелюбных жестов в сторону Югославии. В августе 1953 г. Маленков объявил в Верховном Совете о нормализации отношений с Белградом в области разрядки международной напряженности[21]. Это было пока еще немного, учитывая тяжесть конфликта, пять лет разделявшего обе страны и партии. Югославские руководители приняли эти знаки доброй воли, но не верили в искренность намерений советских руководителей. Да и Москве было нелегко сделать решительные шаги, так как все мосты были сожжены во времена Сталина. Социалистические союзники и все коммунистическое движение были вовлечены в яростную полемику с Тито.

В 1954 г. СССР пересматривал свою позицию. Секретариат партии создал комиссию для объективного изучения внутреннего положения в Югославии. Несмотря на предубежденность, она пришла к заключению, что югославский режим не стал «реставрированным капитализмом», как утверждала пропаганда, а что Югославия следует к социализму своим путем[22]. В середине 1954 г. советские руководители начали готовить сближение Тито с союзниками СССР и основными компартиями. Это было сделано в форме закрытого письма и устного выступления Хрущева перед иностранными делегатами, приехавшими в Прагу на съезд чехословацкой партии. Отклик был сдержанным. Китайцы ответили, что терять нечего и что даже в случае провала попытка сближения поможет разоблачить «лицемерие» югославских руководителей[23].

Уже при первых контактах Москвы и Белграда за закрытыми дверями советские руководители, по крайней мере часть из них, признавали, что старое обвинение Коминформа было несправедливым[24]. К концу года появились первые признаки возможного примирения: присутствие главных советских руководителей на приеме в югославском посольстве в Москве, более объективные статьи в печати, оптимистические заявления Тито[25]. Однако новая политика еще обсуждалась в московских верхах. В феврале 1955 г. Молотов заявил, что улучшение отношений зависит от Югославии не меньше, /454/ чем от СССР, дав этим понять, что и Югославия должна изменить свои позиции. Итальянскому коммунисту Видали в это время было сказано, что обе стороны должны быть «самокритичны». На слова Молотова Тито реагировал весьма сухо[26]. Последние сомнения были развеяны Хрущевым, который прибыл в Белград во главе представительной советской делегации. В своей речи, ставшей сенсацией, он возложил ответственность за конфликт на свою страну, обвинив Берию в этом преднамеренном преступлении. Он выразил не только раскаяние, но и пожелание, чтобы отношения улучшились между двумя правительствами и между обеими партиями, предложив перелистнуть некоторые страницы прошлого и вернуться к старому послевоенному союзу[27].