Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Группы сопротивления в городах стремились в первую очередь срывать мероприятия оккупационных властей. Деятельность этих групп носила, следовательно, больше политический и меньше военный характер, но в немалом числе случаев подпольщики обращались также и к вооруженной борьбе. В Одессе они нашли укрытие в лабиринте катакомб, издавна знакомых жителям этого крупного южного портового города, но куда наверняка не решился бы ступить чужестранец. В Павлограде они попытались с помощью восстания овладеть городом во время наступления Красной Армии в марте 1943 г., но город вновь был оккупирован немцами[69]. Несколько подпольных групп действовало в шахтерских районах Донбасса: самой знаменитой из них — в частности, благодаря отражению ее деятельности в художественной литературе — была группа под названием /116/ «Молодая гвардия»[70]. Немалое число подпольщиков получали неблагодарное задание проникнуть в аппарат оккупационных властей, наняться к ним на службу с целью организации саботажа и диверсий. С их помощью были осуществлены некоторые из самых сенсационных операций, такие, например, как убийство белорусского наместника Кубе в сентябре 1943 г. (подпольщица, работавшая в его резиденции, положила бомбу под его кровать) и двух ближайших сотрудников Коха на Украине (застреленных советским разведчиком).

Картина противодействия, встреченного немцами, оставалась бы, однако, неполной, если бы мы не упомянули о самом распространенном типе сопротивления: пассивном сопротивлении[71]. В разной степени освещенное политическим сознанием, оно выражалось в самых разнообразных формах: от предоставления приюта партизанам до намеренного выпуска брака на предприятиях, которые немцам удалось пустить в ход; от прикрытого разнообразнейшими предлогами отказа занять пост старосты, учрежденный немцами в деревне, до невыполнения приказов германского командования. Пассивное сопротивление, как и активное, порождалось жестокостью оккупационной политики и чувством озлобления, которое вызывали к себе немцы. Весьма часты были случаи пассивного сопротивления в сельской местности. Крестьяне прятали продукты своего труда, иногда даже зарывая их в землю, чтобы не отдавать немцам; угоняли скот в лес при первых же признаках возможной конфискации. Дело доходило до нападений и поджогов складов, где оккупанты хранили награбленное продовольствие. Мужчины в деревнях прятались, чтобы избежать угона в Германию или тяжких повинностей, налагаемых оккупационными войсками[72].

Впрочем, все эти формы сопротивления могли считаться пассивными лишь до определенной степени, ибо в любом случае они требовали прямого возмущения против захватчиков или по крайней мере явного неповиновения им. В этом смысле такие формы представляли собой как бы промежуточную ступеньку на пути перехода к вооруженной борьбе. Немцы в свою очередь карали за них не менее жестоко.

Оккупированная часть СССР стала местом, где накопился колоссальный заряд ненависти. Отсюда это глубокое чувство распространилось на весь советский народ, в том числе и тот, который оставался по другую сторону фронта. Ненависть овладевала людьми по мере того, как приходили сообщения об обращении немцев с их соотечественниками на захваченных территориях. Самое яркое свидетельство оставил писатель, сказавший: «Как и другим, ненависть мне далась нелегко, это ужасное чувство — оно вымораживает душу... Годы всеобщего затемнения, годы ненависти, обкраденная, изуродованная жизнь»[73].

Тот же автор рассказал потом в своих воспоминаниях без всякой напыщенности, просто приводя записи из своих дневников, /117/ какая непрерывная череда чудовищных картин открывалась взору наступающих советских частей: обугленные трупы мужчин, женщин, детей, стариков; заваленные телами бесконечные длинные рвы; обезлюдевшие селения, где, словно тени, бродят среди руин несколько уцелевших жителей. Чтобы выстоять и победить, людям приходилось подавлять в себе все чувства, за исключением жажды мести. Солдаты шли, «подстегиваемые злобой», они «видели, что наделали немцы, и торопились положить этому конец». И еще: «Сцены менялись, но зрелище было все тем же... Не скрою: мне было тяжело. Я знал, что население узнало всю меру страданий — нельзя сравнивать порядки фашистов в оккупированных городах Франции, Голландии, Бельгии с теми, которые царили в захваченных гитлеровцами областях Советского Союза. Несмотря на расправы, люди оставались неукротимыми, и, может быть, именно поэтому приметы благополучия казались невыносимыми. Мы все дышали тоской, обидой, гневом»[74]. На снисхождение не приходилось рассчитывать не только тем, кто сотрудничал с оккупантами, но и людям, которые под сенью оккупации пытались создать свой уголок жалкого и зловещего благополучия: не важно, шла ли речь о кандидате в предприниматели, варившем пиво для немцев, или о девице, не слишком строго державшей себя с вражеским офицером. Война в СССР приобрела то свое наиболее элементарное и беспощадное выражение, при котором нет больше перемирий или укромных прибежищ ни для кого. /118/

1. Совершенно секретно.., с. 181; Нюрнбергский процесс. (Сборник материалов.) М., 1955, т. 1, с. 438—439.

2. Основное ядро этой документации по-прежнему составляют документы, представленные на Нюрнбергском процессе против главных нацистских военных преступников. Эти документы собраны в: Procès des grands criminels de guerre devant le Tribunal militaire international. Nurenberg, 14 novembre 1945 — 1 octobre 1946. Nurenberg, 1947. Документы, касающиеся СССР, объединены в двух томах уже цитированного «Нюрнбергского процесса». Во время войны Советское правительство публиковало многочисленные и подробные разоблачения нацистских преступлений на оккупированной территории; ныне эти материалы входят в уже цитировавшийся трехтомник «Внешняя политика СССР в период Великой Отечественной войны». Теме «Нацистский оккупационный режим в Европе: его формы, методы и развитие» была посвящена третья Международная конференция по истории движения Сопротивления, состоявшаяся в Карловых Варах (Чехословакия) 2—4 сентября 1963 г. Представленные на ней доклады объединены в: L’occupazione nazista in Europa. Roma, 1964. Удачное обобщение материалов по этому вопросу см. в: W.L. Shirer. Op. cit., p. 1015—1073.

3. W.L. Shirer. Op. cit., p. 1016. К упомянутой в предыдущем примечании Карловарской конференции советские историки подготовили сборник документов: Преступные цели — преступные средства. Документы об оккупационной политике фашистской Германии на территории СССР. 1941 —1944 гг. М., 1963. (Второе расширенное издание вышло в 1968 г.) Доклады и сообщения советских ученых на указанной конференции собраны в сборнике: Немецко-фашистский оккупационный режим. 1941—1944 гг. М., 1964.