Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Тито обладал преимуществом, какого не было ни у одного другого отряда европейского Сопротивления: его партизанские части реально контролировали страну, освободив подавляющую часть ее территории собственными силами. Советская дипломатическая поддержка была для него важна, но все же играла вспомогательную роль. По предложению англичан, поддержанному Москвой[40], он согласился вести переговоры с эмигрантскими кругами. После нескольких раундов переговоров и уже после того, как он обосновался в Белграде, было наконец заключено соглашение с премьер-министром эмигрантского правительства Шубашичем. Соглашение откладывало решение вопроса о монархии на последующее время, но запрещало королю возвращение в страну; предусматривало оно также образование единого правительства из представителей партизанского движения и эмигрантских кругов. Соглашение было благоприятно для Сопротивления, так как фактически закрепляло тот огромный авторитет, который оно завоевало в стране. Но против соглашения выступил король. Черчилль после этого попытался добиться внесения поправок в документ; Сталин же со своей стороны потребовал немедленного осуществления записанных в нем условий[41].

Помимо специфических вопросов, связанных с той или иной отдельной страной, между союзниками дебатировались и более /220/ комплексные проблемы. Необходимо было заложить основы той новой международной организации, решение о создании которой было принято на Московской конференции министров иностранных дел. Первоначальная инициатива в этом деле принадлежала американцам. 21 августа — 7 октября 1944 г. в Вашингтоне на вилле Думбартон-Окс состоялась трехсторонняя конференция. Советскую делегацию на ней возглавлял молодой посол Громыко. За эти недели плодотворного груда было достигнуто соглашение почти по всем обсуждавшимся вопросам и практически вычерчено целиком здание будущей ООН — Организации Объединенных Наций. Лишь один важный пункт оставался несогласованным. Помимо Генеральной Ассамблеи ООН, где должны были быть представлены все члены этой организации, был задуман и более узкий орган — Совет Безопасности, уполномоченный принимать основные и обязательные к исполнению решения, предназначенные разрешать возможные конфликты между государствами. Постоянными членами Совета Безопасности должны были стать великие державы: Соединенные Штаты Америки, Великобритания, СССР и Китай (позже к ним была добавлена Франция). В Совет должны были избираться еще несколько стран, представляющих каждая определенный регион на определенный период времени, с тем чтобы обеспечить непрерывное чередование между ними. Спорным был пункт о системе голосования в Совете Безопасности. Следовало установить, достаточно ли для принятия решения просто большинства голосов или же сверх этого необходимо, чтобы за решение голосовали все постоянные члены Совета, то есть все великие державы. Обязательно и во всех случаях необходимо единогласие постоянных членов, отвечали советские представители. Американцы и англичане соглашались с этим принципом, но стремились ввести одно важное исключение: если одна из великих держав сама выступала в качестве стороны в конфликте, она не должна участвовать в голосовании.

Советские руководители, как и их представители в Думбартон-Оксе, еще до этого почувствовали опасение, что речь идет о создании такой международной организации, в которой их страна, будучи изолированной или почти изолированной, вынуждена будет повиноваться чужой воле. И Соединенные Штаты, и Великобритания знали, что в Генеральной Ассамблее ООН они могут рассчитывать на немалое число подручных. Для Вашингтона это были латиноамериканские страны, для Лондона — доминионы Содружества наций. В стремлении исправить подобную диспропорцию Громыко прощупывал возможную реакцию в том случае, если бы СССР потребовал принятия в ООН всех союзных республик по отдельности[42]. Не будем забывать, что из числа самых великих держав две — Китай и Франция — находились тогда в тесной зависимости соответственно от Америки и Англии, а Вашингтон, кроме того, не исключал, что к постоянным членам Совета следует добавить еще и Бразилию[43]. Право обязательного единогласия постоянных членов Совета (потом получившее обиходное название «право вето») было для Советского Союза единственной гарантией /221/ того, что он сможет действенно защищать свои интересы в органе, где в случае расхождения с другими он заведомо оказался бы в меньшинстве. Чрезвычайно показателен в этом отношении обмен посланиями по данному вопросу между Рузвельтом и Сталиным. Первый подкрепляет свою позицию юридическим аргументом, взятым из традиции американских судов (словно принцип частного права США способен регулировать межгосударственные отношения в будущей всемирной организации). Второй выставляет в ответ довод политического свойства: согласие между великими державами — это единственная предпосылка, которая вполне позволит ООН успешно действовать в будущем[44].

Наконец, еще одна, но, возможно, самая важная проблема заботила правительства трех великих союзников: что делать с побежденной Германией? Для Советского Союза эта проблема имела не меньшее значение, чем проблема Восточной Европы, с которой она, кстати говоря, была связана. Решение в тот момент казалось относительно легко достижимым уже по той причине, что мало кто в мире тогда выступал за снисхождение к немцам. Сталин был убежден, что его союзники согласятся на демонтаж германской крупной промышленности, взрастившей военную машину гитлеризма, хотя бы во имя соображений конкурентной борьбы. «После поражения Германии, — сказал он, — она, конечно, будет разоружена как в экономическом, так и в военно-политическом отношении»[45]. Однако как в точности будет выглядеть уготованная ей участь, установлено не было.

Европейская консультативная комиссия в Лондоне наметила грани­цы оккупационных зон для армий трех держав, причем за Советским Союзом была закреплена Восточная зона, за англичанами — Северо-западная, а за американцами — Юго-западная. Наибольшие противоречия в момент проведения этих границ возникли не между Советским Союзом и двумя другими участниками коалиции, а между Великобританией и США. В Тегеране Рузвельт и Черчилль набросали разные планы расчленения Германии. Сталин и по этому пункту предпочел слушать других, чем выдвигать собственные предложения, хотя и проявил интерес к американскому варианту. Правительство США подготовило проект, центральной идеей которого было лишить немцев их промышленности. Известный как «план Моргентау», он был парафирован Рузвельтом и Черчиллем во время их свидания в Квебеке в сентябре 1944 г. Однако вскоре после этого указанный план, предусматривавший низведение Германии до положения страны с «преимущественно земледельческой и животноводческой экономикой», натолкнулся на критику в политических кругах Вашингтона и Лондона, и его пришлось снять с повестки дня[46]. Других готовых проектов не было. У политических деятелей трех держав не было, таким образом, ясно определенных представлений насчет будущего их главного врага.