Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

В последующие годы Ялтинские соглашения будут подвергаться критике с самых разных сторон, будут изображаться чуть ли не как источник тех бед, которые еще предстоит испытать Европе и всему человечеству в целом. Более беспристрастный анализ, не делающий уступок изменчивой политической конъюнктуре, должен был бы, на наш взгляд, привести к иному выводу. Договоренности, которых удалось достигнуть в Крыму, были плодом общего стремления не подорвать столь дорогой ценой заработанную победу в такой момент, когда она была уже так близка. Эти результаты потребовали уступок от всех участников: от Советского Союза не меньше, чем от западных держав[57]. Намеченное в соглашениях мирное урегулирование основывалось на реальных и глубоких изменениях, порожденных войной, в мировом соотношении сил. Оно обладало поэтому важным политическим значением. Вопрос, которым, если уж на то пошло, можно задаться, заключается в другом: не опережали ли частично эти соглашения свое время — ведь новое соотношение сил еще далеко не консолидировалось, и осознание происшедших перемен отдельными участниками союза было отнюдь не таким отчетливым, каким оно /227/ станет много позже. Отсюда и те трудности в их практическом воплощении, которые выявятся в скором времени.

Так, политическая карта Европы, особенно ее центрально-восточной части, была нарисована заново. Эта новая карта, пускай еще только временная и не вычерченная до конца, предполагала массовые перемещения населения. Первым этого потребовал чехословацкий лидер Бенеш. Памятуя о прискорбном опыте Мюнхена, он добился принятия своего предложения о переселении в Германию из Судетской области жителей немецкой национальности. Еще летом 1944 г. Украинская и Белорусская Советские Республики заключили с польским Комитетом национального освобождения в Люблине соглашение, позволявшее переезд через «линию Керзона» всем желающим воссоединиться с собственной нацией (полякам — с Польшей, украинцам — с Украиной и т. д.)[58]. Наконец, передача Польше новых территорий, ранее входивших в состав Германии, влекла за собой — и трое участников встречи в Ялте знали это — удаление немецкого населения из этих районов (Сталин заметил, что жители сами покидали их при подходе Красной Армии[59]). То было жестокое решение болезненных проблем, но это был также единственный способ обеспечить в регионе большую этническую однородность.

Ялтинская конференция повлекла за собой немедленные практические последствия. 5 апреля 1945 г. СССР денонсировал договор о нейтралитете с Японией, заключенный четырьмя годами раньше. 25 апреля в Сан-Франциско открылась учредительная конференция ООН. В Югославии начало осуществляться соглашение Тито с Шубашичем. Было образовано единое правительство, в котором первый занял пост председателя, а второй — министра иностранных дел: преобладающим в кабинете, во всяком случае, было влияние сил движения Сопротивления и коммунистов. В том же апреле югославская делегация во главе с Тито и с участием Шубашича отправилась и Москву для заключения Договора о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между Советским Союзом и Югославией[60].

В те же недели вновь обострились противоречия по наиболее серьезным из европейских проблем — польской и германской, — которые и в Ялте вызывали самые острые разногласия. Перед заседавшей под председательством Молотова комиссией по формированию нового польского правительства снова во весь рост встала дилемма, казалось было, разрешенная в Крыму. Советские руководители стремились просто к расширению Люблинского комитета (уже перебравшегося в Варшаву) и предлагали решение, аналогичное тому, которое было согласовано между Тито и Шубашичем; между тем англичане и американцы помышляли о правительстве, сформированном на основе совершенно новых критериев. В апреле Сталин положил конец промедлениям и подписал с поляками такой же договор, какой незадолго перед тем был заключен с югославами[61].

Новых успехов не удалось достичь и по вопросу о германских репарациях. Идея расчленения Германии с молчаливого согласия /228/ всех союзников была снята с повестки дня. Именно Советский Союз перед лицом плохо замаскированного сопротивления англичан в конце марта дал знать, что рассматривает план расчленения Германии «как возможную перспективу для нажима» на немцев, а не как «обязательный план»[62]. По поводу мотивов, побудивших Сталина предпринять этот шаг, ни разу не было дано сколько-нибудь убедительных сведений. В более позднее время советские историки в угоду политическим соображениям стали утверждать, что Советское правительство всегда было противником идеи расчленения (что не соответствует истине)[63]. Вероятным представляется скорее, что Сталин руководствовался многообразными мотивами: тут были и противодействие англичан, и стремление не сорвать получение репараций со всей территории Германии (а не только из Восточной зоны), и озабоченность тем, чтобы в этой последней фазе войны (которая, как мы увидим, и без того поставила перед Советским Союзом проблемы весьма неприятного свойства) не оказаться в глазах немцев единственным непримиримо жестоким врагом.

В последние годы американские историки опубликовали исследования, показывающие, что правительство Вашингтона после Ялты действовало с целью изменить соглашения и компромиссы, достигнутые в Крыму, к невыгоде советской стороны[64]. По крайней мере по двум пунктам — польскому вопросу и вопросу о репарациях — этот вывод подкрепляется фактами. Такое же впечатление было в ту пору у советских руководителей, особенно в том, что касается Польши[65].

12 апреля 1945 г. умер Рузвельт. Его место занял вице-президент Трумэн. Нет смысла здесь вдаваться в застарелый спор о том, какую роль сыграла эта внезапная перемена в руководстве в последующей эволюции американской политики. Бесплодно задаваться вопросом, какого курса придерживался бы Рузвельт, если бы не умер. Среди Советских авторов долгое время было распространено убеждение, что именно новый президент явился главным виновником ухудшения отношений между двумя правительствами[66]. На самом деле ужесточение американской позиции было обусловлено объективными и глубинными причинами. Весьма сильным стал нажим со стороны тех, кто требовал более крутого обращения с советским партнером: достаточно прочитать американские дипломатические документы той поры, чтобы убедиться в этом. Прибыв в Вашингтон, Молотов сразу же констатировал, что здесь подули ветры, куда менее благоприятные для его страны. По пути на конференцию в Сан-Франциско он встретился с новым президентом, который заговорил с ним на непривычно резком языке, чуть ли не в ультимативном тоне. Несколькими часами раньше Трумэн сказал своим сотрудникам, что если русские не желают «сотрудничать», то они «могут убираться к чертям»[67].