Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Упорство, с каким немцы продолжали сражаться против русских, одновременно прекращая сопротивление на Западе, объяснялось не только политическими расчетами их предводителей. Действовал и владеющий населением страх, который частично был следствием многолетней антикоммунистической пропаганды, но в еще большей мере был продиктован ожиданием возмездия за содеянные немцами преступления в России. С другой стороны, у советских бойцов было объяснимое желание мести: многие из них по собственному опыту знали, что такое немецкая оккупация. «Да, смерть — за смерть, да, кровь — за кровь; за горе — горе...» — писал незадолго до того поэт Твардовский[11]. Эренбург заявлял:

«Возмездие началось. Оно будет доведено до конца... А для меня — для советского гражданина, /232/ для русского писателя, для человека, который видел Мадрид, Париж, Орел, Смоленск, — для меня величайшее счастье топтать эту землю злодеев и знать: не случай, не фортуна, не речи и не статьи спасли мир от фашизма, а наш народ, наша армия, наше сердце, наш Сталин»[12].

Однако же именно Эренбург был избран Сталиным мишенью для критики, косвенной целью которой было дать знать немцам, что, одержав победу, СССР сумеет проявить великодушие и что его политика по отношению к ним будет продиктована не одним лишь стремлением к расплате за всё. Это было в тот момент, когда Москва только что отказалась от планов расчленения Германии. Накануне наступления на Берлин, 14 апреля, «Правда» опубликовала пространную статью одного из новых партийных деятелей, Александрова, который обвинял Эренбурга в «упрощениях». Обвинений, по сути дела, было два. Первое — что немцы изображались им как «единая колоссальная шайка»; этот тезис помогал гитлеровцам удерживать соотечественников под своим влиянием и побуждать их к отчаянному сопротивлению. Второе же заключалось в том, что, по словам Эренбурга, немцы оголяли Западный фронт и усиливали Восточный именно из страха расплаты за свои преступления: этому факту, утверждал Александров, «нужно дать совсем другое объяснение»[13].

Целью статьи было дать понять не только врагу, но и советским солдатам, что теперь, несмотря на всё прошлое, необходимо проводить различие между немцами и нацистами. В этом же направлении была развернута и пропагандистская работа в армии. Но газетная полемика выглядела малосущественной деталью на фоне действительности военного времени. Выпад против Эренбурга был неблагородным не столько потому, что в статье «Правды» неточно был отражен дух его выступлений (кстати говоря, аналогичных тем, которые публиковали многие советские газеты), сколько потому, что он всегда служил излюбленной мишенью для гитлеровской пропаганды[I]. Но статья Александрова была не только неблагородной, а и неэффективной. Слишком ясно всем было, комментировал впоследствии сам Эренбург, что «реки крови не бутылка чернил»: для устранения ненависти, накопившейся в Восточной Европе по вине Гитлера, требовалось нечто куда более серьезное[14].

Наступление на Берлин началось 16 апреля. Тремя днями раньше советские войска, сражавшиеся на южном фланге фронта и незадолго /233/ перед тем отразившие последнее немецкое контрнаступление в Венгрии, вступили в Вену. В штурме германской столицы, план которого был утвержден 1 апреля на узком совещании у Сталина, участвовали армии трех фронтов: 1-го Белорусского, который под командованием Жукова занимал центральный участок полосы наступления; 2-го Белорусского под командованием Рокоссовского, наступавшего севернее, и 1-го Украинского, которым командовал Конев. Их подстёгивала необходимость торопиться, чтобы одним ударом меча отсечь узел последних политических комбинаций, затевавшихся немцами. Наступление началось еще до того, как армии Рокоссовского, только что завершившие бои в Померании, успели произвести перегруппировку и подготовиться к операции[15]. В первый момент Сталин хотел доверить задачу взятия Берлина одному Жукову, но некоторые военачальники возражали, и он оставил открытой возможность того, что танковые армии Конева при благоприятных обстоятельствах тоже повернут на север для нанесения удара по Берлину с южного и юго-западного направлений[16].

Руководство операцией по овладению Берлином представляло для Жукова официальное признание его первенства среди выдающихся советских полководцев. Битва, однако, мало что добавила к его военной славе. То была, по его собственному признанию, «одна из труднейших операций второй мировой войны». Красной Армии она стоила огромных потерь: примерно 300 тыс. человек убитыми и ранеными[17]. Под Берлином агонизирующая германская армия сопротивлялась с безоглядным упорством. С конца января, когда советские войска вышли на Одер, у немцев было время укрепить подступы к городу. Жуков начал штурм глубокой ночью, при свете прожекторов. Но эффект неожиданности был относительным. За Одером его дивизии натолкнулись на грозные укрепления Зееловских высот, прикрывавших столицу; преодолеть это препятствие им удалось лишь на третий день.

Руководство операцией со стороны Жукова впоследствии стало предметом суровой критики некоторых прославленных генералов, бывших тогда у него в подчинении. Вероятно, в стремлении поскорее добиться победы он действительно допустил чрезмерное скопление танковых и пехотных дивизий в узкой полосе наступления, из-за чего войска, мешая друг другу, двигались медленнее, чем могли бы[18]. Более успешным было наступление Конева, которому не приходилось штурмовать город в лоб. Преодолев реку Нейсе, его фронт смог прорвать линию вражеской обороны и ввести в прорыв танковые армии генералов Рыбалко и Лелюшенко, которые в свою очередь получили приказ Сталина наступать на Берлин. 20—21 апреля войска Конева и Жукова почти одновременно достигли окраии германской столицы[19].

Собственно штурм города начался 25 апреля. В этот же день другие соединения Конева достигли Эльбы и в окрестностях Торгау установили контакт с американскими частями из армий генерала /234/ Брэдли: союзники пожали друг другу руки в самом сердце Германии. В Берлине же советские войска, охватив город со всех сторон, медленно продвигались к центру, ведя бои за каждую улицу и каждый дом. Немцы цеплялись за любое из тех многочисленных препятствий, которыми изобилует такой крупный город, как Берлин, каналы, железнодорожные насыпи и платформы, метрополитен и другие подземные коммуникации. В укрепленные бастионы превращались крупные здания, их чердаки и подвалы. Эта отчаянная оборона подавлялась шаг за шагом. Ликвидация некоторых очагов сопротивления потребовала затяжных боев. Наибольшую известность приобрело сражение за рейхстаг, которое длилось 29 и 30 апреля. К вечеру второго дня, когда на нижних этажах еще шел бой, два советских сержанта водрузили Красное знамя на огромном куполе дворца. Теперь немцы удерживали лишь небольшое пространство в центре города, где размещались правительственные учреждения.