Коллектив авторов - Источниковедение

Такие пары мы находим, однако в интересующем нас произведении их немного. Например: «результатов великого вопроса освобождения крепостного народа», «силен, неугомонен был в областных общинах дух протестации», «На Волге собирались демократические борцы – казаки», «тяжким тяглом тянули <���…> к Москве», «тяжелыми оковами, цепями централизации» [779]и др.

Риторика, порожденная идеологией Щапова, не доминирует в тексте, но усиливает восприятие его концепции читателем. Выдвинем гипотезу, что в данном историографическом источнике автор удачно совместил историю и идеологию (не забываем, что это исторический очерк). Радикальной оказалась сама концепция Щапова, поэтому очерк имеет радикальный характер. Однако этот радикализм не выходит за рамки науки в поле общественной мысли. Подход Щапова направлен не столько против современного ему политического режима, сколько против ставшей уже традиционной модели национально-государственной истории классической европейской историографии. Радикализм операционной фазы объяснения так отчетливо проявляет себя потому, что Щапов в своей истории актуализировал дуализм (воспользуемся терминологией Ф. Ницше) «пользы» и «вреда» истории: «пользу» истории, основанной на концепции «областности», и «вред» традиционной концепции национально-государственной истории. Он обратил внимание на «вред», таящийся в самом становом хребте последней – истории государственной централизации . Историк отказался искать точку равновесия, у него получились только «польза» и «вред».

Завершить анализ исторического очерка «Великорусские области и Смутное время (1606–1613 г.)» нам поможет применение метода компаративной историографии [780], который можно использовать при изучении историографических традиций, генеалогии научных школ, типов исторического знания в национальных историографиях и в рамках европейской научной модели [781], а также при анализе мировой [782]и глобальной историографии [783].

Анализируя историографический процесс второй половины XIX в., мы отмечаем, что национально-государственная история в рамках классической модели исторической науки уже в третьей четверти столетия перестает удовлетворять некоторых историков. Через несколько лет после публикации Щаповым своего исторического очерка Н. И. Костомаров (1817–1885) издает «Северорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (история Новгорода, Пскова и Вятки)» (в 2 т. СПб., 1863). В данном случае мы можем говорить о начавшейся тенденции, так как уже в 1862 г. французский историк Э. Семишон (1813–1881) выступил против привычной концепции истории Франции. Он актуализировал вопрос о государственной централизации, противопоставив ей историю «подавления» местных коммунальных обычаев разрастающимся государством [784]. По мнению американского исследователя Е. К. Л. Голда, высказанному в начале 1880‑х годов, традиции истории государственной централизации оказались настолько сильными в науке, что внимание ученого склонно концентрироваться на федеральной, а не на местной истории, и эту тенденцию нужно преодолевать [785].

Начиная с 80‑х годов XIX в. в Российской империи выделяется особое поле научной историографии под названием «областная история» (В. Г. Ляскоронский, Д. И. Багалей, П. В. Голубовский и др.), исследовательская модель которой напоминает возникшее в начале XX в. во Франции известное направление неклассической исторической науки – региональную историю (А. Берр, Л. Февр, М. Блок и др.).

Краткий компаративный анализ позволяет сделать вывод о начале тенденции, ведущей к утрате интереса к национально-государственной истории и кризису классической модели исторической науки. Одним из первых исторических произведений, маркирующих ее начало, стал исторический очерк «Великорусские области и Смутное время (1606–1613 г.)» А. П. Щапова.

Историками отмечается такая деталь, как весьма вольное обращение Щапова с историческими источниками [786], это относится и к выбранному нами историческому очерку. Однако данный историографический источник мы все же отнесем к научной истории. Он занимает особое место в историографическом процессе XIX в. Концепция «областности» не только стала протестом против традиционной европейской модели исторической науки, но и, что самое важное, способствовала выработке теоретической базы областной истории (а не местной истории или краеведения), а затем и региональной истории в России [787].

Рефлексия о фазах историографической операции при проведении процедуры деконструкции историографических источников оберегает исследователя от того, чтобы приписать изучаемому произведению историка лишний смысл, отличный от задуманного автором. На первый взгляд кажущееся ошибочным и/или иррациональным конструирование прошлого, производимое тем или иным автором, относительно научной практики историописания должно нами рационализироваться в процессе деконструкции историографического источника.

От исследования исторического источника как самодостаточного социокультурного феномена вернемся к «вспомогательной» составляющей источниковедения – формированию источниковой базы исторического исследованию и анализу вовлеченных в исследование исторических источников.

Необходимо различать понятия «источниковая база исторического исследования» и гораздо реже встречающееся – «источниковедческая база исторического исследования»: о последней можно говорить, когда историк не проводит сам все процедуры источниковедческого анализа, а привлекает к исследованию результаты специальных источниковедческих работ.

Осознанное/отрефлексированное формирование источниковой базы – непременная характеристика строгого научного исследования. В последние годы очевидным образом на второй план отходят исследования монографического характера, предполагающие строгое отношение к формированию источниковой базы с обязательным обоснованием ее репрезентативности и последовательным выявлением информационных возможностей вовлекаемых в исследование исторических источников. Все большее распространение получают работы эссеистского характера, в которых излагаемая автором идея подкрепляется, а чаще – иллюстрируется отдельными примерами из исторических/историографических источников [788]. Но и в этом случае осознанное отношение к вовлекаемым в исследование историческим источникам не помешает, но будет способствовать большей убедительности предлагаемых автором построений и выводов.