Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина

— Женщина первая не должна о себе напоминать, это неприлично.

— Согласен, исключение составляют тенора и поэты.

— Настала ваша очередь назвать свое имя! Возможно, я слышала?

— Пастернак.

Моему удивлению не было границ.

— Так вы Борис Пастернак?

— Представьте себе, что это я и есть — Б. Л. Пастернак. Очаровательная В. А., у вас замерзли ноги, идемте в раздевалку, выпьем чаю, согреемся.

В буфете громоздились пирамиды рыбных консервов, кольца черствых баранок, мятные пряники, конфеты-подушечки, слипшийся от времени шоколад.

— Что будем делать? Я страшно голоден, — сказал Пастернак. Сильными, гибкими руками он стал растирать мои озябшие пальцы и продолжал говорить — Поблизости здесь нет ни одного приличного ресторана. Вы когда-нибудь ели фаршированную рыбу, которую умеют готовить только евреи?

— Очень давно, когда была девочкой, у мамы в Благовещенске.

— Мы пойдем с вами в один частный дом и отведаем там чудо кулинарного искусства. Ева Абрамовна Мауз-нер — знаменитый кулинар, поэт-кудесник. В старые времена она держала на Покровке закусочную, теперь «нелегально» готовит дома. У нее ежедневно столуется человек 15, в основном одни и те же. Посторонних она не принимает. Мадам Маузнер как огня боится финансовых инспекторов.

Рядом с Сокольническим парком, в конце Преображенской улицы, стоял покосившийся от ветхости домик. По бесперильной лестнице мы поднялись на второй этаж. Постучались, долго никто не открывал. Наконец послышались шаги. Надтреснутый голос спросил:

— Говорите, кто нас спрашивает?

— Ева Абрамовна, откройте, пожалуйста, это я, Борис Леонидович Пастернак.

— Вы один?

— С дамой, которая, надеюсь, вам понравится.

— Боренька, дама еврейская?

— Русская.

— В Москве мало еврейских барышень? Зачем вам, такому представительному мужчине, ходить с гойкой? У вас, кажется, есть жена? Почему вы ей изменяете?

Весь этот диалог происходил через закрытую дверь.

— Ева Абрамовна, нам уйти?

— Что значит уйти? Ко мне в дом постучался голодный человек, хочет покушать, и вместо задушевной беседы он нас пугает? Как вам это нравится? Не я же в конце концов пришла учинять допрос, не я стучусь в чужие двери!

Заскрипели ржавые засовы. Крошечная, щупленькая старушка впустила нас в квартиру, состоящую из двух перегороженных комнат и маленькой кухоньки.

— Боря, идите с дамой мыть руки!

— Они у нас чистые.

— Я что сказала! Вы же знаете, товарищ Пастернак, что я два раза не повторяю! Вот вам чистое полотенце, берите, не бойтесь, микробы имеются в других местах. Может быть, дамочке нужно в туалет? Перед обедом это полагается делать всем людям!

Чистенькая столовая, ни единой пылинки. Комод и буфет накрыты кружевными салфеточками. Диван, мягкое кресло, обеденный стол. Ева Абрамовна постелила белоснежную накрахмаленную скатерть, подала два прибора. Она повела сутулыми, покосившимися от времени плечиками, наморщив маленький лобик, сказала:

— Даже не знаю, чем вас кормить? Как раз сегодня у меня ничего нет вкусного. Но раз пришли, люди, голодными они не уйдут. Я приготовила фаршированную рыбу с соленым огурчиком, бульон с пирожками, отварила курочку, есть зовере кройт с луком и подсолнечным маслом. По-русски, барышня, это называется кислая капуста. Сделала мясные котлетки с жареной картошечкой, сварила компот, потом будете пить чай с клубничным вареньем. Я испекла струдель, который так любит Боренька. Возможно, такое меню вас не устроит? Конечно, нам еще далеко до ресторана «Метрополь», но, если бы его величество барон Ротшильд изъявил желание у нас пообедать, поверьте, у него не было бы сил встать со стула.

После паузы хозяйка дома спросила:

— Милая дамочка, разрешите вас спросить, вы случайно не инспектор районного финотдела?

— Я артистка, работаю в Большом театре, пою в опере. Буду рада пригласить вас на свой спектакль!

— Спасибочки, сейчас придет Муня, мой муж. Бедный, сколько он работает. Целый день, в жару и в холод, в морозы и в слякоть, с высунутым языком Муня бегает по городу. Ох, пришло времечко! Представьте себе, в наш революционный век никто не хочет жениться. Все чего-то боятся. Разведенных — тьма! А кто из молодых людей успел один раз скушать тухлое яйцо, вторично не женится. — В квартиру вошел маленький благообразный человечек. — Муня, иди, детка, мой руки и без разговоров садись к столу. Твои майнсес я слушаю 50 лет. Наперед знаю все, что ты мне скажешь. Жилет и пиджак повесь в гардероб. Надень пижамную куртку, в квартире прохладно.

Муня покорно отправился мыть руки.

— Ты слышишь, что я сказала? Сними туфли. Курить не надо, дамочка — певица из Большого театра, ты можешь напортить ей горло. Они пригласили нас на постановку. Помнишь, как мы с тобой были там в 1920 г., слушали биографию князя Игоря?

Прочитав молитву, благообразный Муня сел за стол. Видно было, ему не терпелось что-то рассказать.

— Потом, деточка, потом, маленький, скажешь, после обеда, — проговорила ласково Ева А.

Муня многозначительно посмотрел на жену.

— Тебе хочется выпить? Пожалуйста, на здоровье! Что ты стесняешься и делаешь большие глаза? Ты не у чужих, а в своем собственном доме. Вот графинчик, водку сама настаивала на лимонной корочке. Налей, детка, гостям! Рюмочки я поставила, пусть попробуют! Чем богаты, тем и рады, кажется, так сказал товарищ Пушкин. Вы думаете, что я неграмотная? Четыре года я бегала в еврейскую школу. Жалко, Лазарь далеко! Мама не имеет права взглянуть в глаза своему единственному ребенку! Вы знаете, где наш Лазарь? Нет? Откуда вам знать! Лазарь живет в Нью-Йорке, в Ман-хеттене. Дай ему Бог здоровья! Еще совсем недавно мы получали от него посылки с разным добром. Перед революцией он уехал с моим братом Натаном. В Америке Лазарь стал человеком. Он выучился на зубного врача. Профессия как профессия. Я всегда говорила сыну, что человек должен иметь профессию. Все люди работают, мой муж Муня, пусть живет до ста двадцати, занимается тем, что направо и налево продает воздух. Что такое в наши дни шатхен? Гурнышт, ничего…

С огромным интересом мы слушали своеобразную речь Евы Абрамовны. После обеда, когда она убрала посуду, заговорил крошечный Муня Маузнер:

— Мамочка, иди скорей сюда! — позвал он жену. — Сядь поудобней и слушай, что я скажу. Ты помнишь, в соседнем переулке жила горбатенькая, веснущатая машинистка Ида Скворешник? Так вот, я нашел ей мужа, — проговорил он с гордостью, — сосватал хромого парикмахера Изю Китайгородского, вчера состоялась свадьба. Молодые сделали нам подарок. Переполненная счастьем мадам Скворешник-Китайгородская дала новенькими сто рублей, а жадный парикмахер — тридцать пять.

— Муня, ты теперь сказочно богатый человек! Что ты собираешься делать с деньгами?