Олег Трубачев - К истокам Руси. Народ и язык

Армяне – столь же обособленная индоевропейская ветвь, как и греки, но их пути и контакты затрагивают многие другие индоевропейские группы, и в данном случае мнение, что протоармянский лишь незначительно перемещался внутри Малой Азии, наталкивается на лингвистические противоречия. Даже если оставить пока в стороне крайние концепции – о встрече праславян и праармян на Украине [264]или о соседстве армян с индийцами к северу от Черного моря [265], не говоря уже о киммерийской теории генезиса армянского [266], то палеобалканские связи и истоки армянского до его появления в Малой Азии и на Армянском нагорье остаются вне всяких сомнений. Достаточно сослаться на известную традицию Геродота о том, что «армяне – фригийские колонисты». Сами фригийцы, бывшие, видимо, следующей волной балканских переселенцев, известны в Малой Азии уже со II тыс. до н. э. Все это население имеет прочные корни среди балканских индоевропейцев, где оставались близкородственные бригийцы и пеоны. Для предыстории армян особенно интересны последние, чей этноним Paiones, продолжающий древнее *pai(u)es «луговые (жители)», ср. более краткую старую форму в составе близкого этнонима Paio-plai [267] , проливает новый свет на само название армян Наук' < *paies, в результате чего армяне, эти записные жители гор, тоже оказываются первоначально « луговыми», «долинными» (связь с названием страны Haiasa менее вероятна, как, впрочем, и с этнонимом Hatti, что побуждает некоторых вообще признавать этноним Наук' неясным). Пеоны, мизийско-фригийское племя, владели речными долинамиФракии [268], они сидели и на реке Erigon (современная Црна река, т.е. «Черная река», в Македонии, бассейн Вардара), что этимологически тождественно (Erigon) арм. erek «вечер» (т.е. «темнота») [269]. От рек Вардара и Струмы следы протоармян восходят еще дальше на север, где в Дунай в Румынии впадает река Vedea , этимологически – «вода», в своей огласовке взаимно покрывающаяся с фриг. bedu и арм. get, «река». Ареной известных науке сепаратных изоглосс армянского с греческим и с древнеиндийским реально могло быть древнее Подунавье с примыкающими районами.

Значительное количество общих изоглосс обнаруживают также армянско-славянские языковые связи. Из них мы выделим соответствие названий железы: арм. gelj – слав. * zheleza [270]. Если из этого же этимологического материала славянские и балтийские языки развили общее новообразование – название железа, что позволяет датировать интенсивные балто-славянские контакты с эпохи железа, т.е. около 500 г. до н. э., то армянско-славянские контакты фиксируют лишь дометаллическую семантику этого корня – «комочкообразная субстанция», «железа», что свидетельствует о времени до появления болотного железа – эпохе бронзы или неолите (II – начало I тыс. до н. э.).

Западнобалканские индоевропейские племена – иллирийцы – простирались довольно далеко на Север – до Силезии, временами – до Балтийского моря. Концом II тыс. до н. э. датируют их перемещение (обратное?) к Югу [271]. Возможно, что это как-то сказалось и на уходе италийских племен в Италию из относительно более северных мест в центре Европы. Наверное, именно северные иллирийцы, или иллиро-венеты, причастны к созданию лужицкой культуры. Именно эти племена с такой особой лексикой, как * delm – «овца» (апеллятивно сохранилось в албанском, а в ономастике – Dalmatia и близкие от собственно Далмации на юге до следов в Восточной Германии), * daksa «море» (от Эпира на юге и Адриатики до следов в Германии и Чехии), племенными названиями типа Liccavici (сохранилось до Средневековья на западнопольских землях), местными и водными названиями типа *arson-, *serm-, *tara , оставили следы так называемого третьего этноса на позднейшей границе германцев и славян. Ясно одно, что носителями ископаемой лужицкой культуры не были ни кельты, ни италийские племена. Ввиду присутствия северных иллирийцев (венетов) в роли упомянутого пограничного «третьего этноса» их участие одновременно в славянском этнообразовании трудно вообразимо. Еще менее реален «лужицкий» суперстрат иной этнической принадлежности (например, италийской), принимаемый некоторыми учеными для объяснения славянского этногенеза, – поскольку уже во II тысячелетии вероятно продвижение италийских племен из Центральной Европы в Италию.

Начиная с Лер-Сплавинского существует теория этногенеза славян как результата наслаивания этих загадочных археологических «лужичан» на протобалтов. Лингвистически здесь многое спорно, ср. указание на финно-угорский как древний субстрат балтийского [272]. Противоречия протобалтийской концепции возникновения праславянского обозначились еще у Лер-Сплавинского, который указал на более тесные западно-индоевропейские связи славян, чем балтов [273]. Последующие разыскания углубили этот аспект, что вызвало необходимость «развести» балтов и славян в том, что касается их этнообразования.

Таковы в самых скупых чертах предпосылки современной дунайской теории праистории славян [274]. Ее обоснований – этимологических, конкретно-лингвистических – в действительности много больше, чем можно представить здесь, поэтому приходится ограничиться самыми общими и выборочными. Возражения против дунайской теории славянского этнообразования необходимо и дальше изучать, однако вряд ли прав В.В. Седов (устное высказывание), датирующий инфильтрации с Дуная на север от Карпат не древнее IV в. до н. э. и полагающий при этом, что эти инфильтрации уже застали славян на польских землях, чему там противоречит уже одно наличие неславянской индоевропейской номенклатуры (гидронимии), очевидно, более древней, чем появление на этих же землях славян.

Мы разделяем мнение, что «проблема прародины славян самым тесным образом связана с теориями о прародине индоевропейцев» [275], хотя существуют и прямо противоположные суждения [276]. Будучи языками сатем, и славянские, и балтийские языки развили инновацию в виде ассибиляции палатальных задненебных согласных. Судя по этой иновационной особенности, они находились внутри индоевропейского ареала. Однако и здесь серьезные различия: слав. s<*ts<*k ; балт. sh<*tsh<*k (попытки примирить и объединить обе линии развития следует признать неудачными).

Балты позднее стали распространяться на Запад и вышли на Янтарный путь. О Дунае они узнали от славян еще позже. Славяне рано стали пользоваться известным кельтско-германским названием *dunaj/*dunavь , относившимся к Среднему и Верхнему Дунаю, однако замечательно, что они не знали древних названий Нижнего Дуная, например Istros . Из поля зрения древних славян выпал, таким образом, фракийский сектор реки. Это соответствует уже отмечавшимся преимущественным древним связям между фракийским, дакским и балтийским [277]. Славяне ориентировались с древности на связи с германцами, кельтами, италиками, иллирийцами, т.е. с западными индоевропейцами. В последние десятилетия удалось выявить важные свидетельства древних латинско-славянских связей в названиях окружающей природы типа paludem – *polovodьje и др. и названиях культуры [278].