Алексей Тарунов - Дубровицы

Обладая отменным здоровьем, граф пережил многих опекунов, хозяйничавших в Дубровипах от его имени. Сначала Матвея Александровича держали в Москве в купленном у Дурасова большом доме с колонным портиком на Покровском бульваре (дом № 11). Там прожил он не более трех лет. Новый опекун, князь Д. М. Цицианов (последнее громкое имя из числа опекунов), решил переменить квартиру Дмитриева-Мамонова. Он нашел, что помещение на бульваре неудобно, поскольку рядом находились Покровские казармы (дом № 3), «от чего барабанный бой и военная музыка приводили больного в восторженное состояние».

«Цнцианов его тешит,- ехидно замечал Булгаков,- теперь покупает дом графа Головкина. Давно ль купили ему дом Дурасова? Мамонов чертит, какие делать прибавления… На что ему одному, сумасшедшему, дворец в 25 или 30 тысяч?»

Цнцианов нанял для Дмитриева-Мамонова большой дом у Колымажного двора (за нынешним Музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина). Управителем этого дома был П. Г. Кичеев, оставивший свои воспоминания о графе.

«От приставленного к нему офицера господина Люневнча,- свидетельствовал бывший управитель,- я слышал, что граф занимался чтением и что-то писал; я видел некоторые прочтенные им книги с собственноручными его заметками, и оне не показывали отсутствия ума, но видно было раздражение…»

Граф прожил в доме полтора года уединенно: видел только Цицианова и Негри, часами играл с ними на бильярде. Летом граф выходил в сад и, по словам садовника, «разбирался в посадках».

В отличие от А. Я. Булгакова, убежденного в помешательстве Дмитриева-Мамонова, опекун Цицианов успел составить иное мнение. Регулярно продолжал справляться о здоровье графа «Сашка»-начальник московской тайной полиции А. А. Волков. «Знаю также,- свидетельствовал Булгаков,- что все будет также объявлено Бенкендорфу». Так и случилось: Цицианов, сочувствовавший графу, получил выговор и сложил с себя обязанности опекуна. В дальнейшем он служил на скромных должностях в кремлевской Оружейной палате.

«Вчера мы осматривали Васильевское с Фон-Визиным,- сообщал Булгаков брату в Петербург о намерении переселить Матвея Александровича из Москвы на Воробьевы горы,- а сегодня он едет в Дубровицы, чтобы перевезти оттуда библиотеку; а то она совсем там сгниет, будучи в большой, холодной, сырой зале».

В 1830 году имение Васильевское было куплено на деньги графа и его, связанного, переправили в этот мрачный дворец над Москвой-рекой, где он прожил до самой смерти. Еще при жизни «несчастного счастливца» москвичи прозвали Васильевское Мамоновой дачей. Это укоренившееся название живет и сегодня. Мамонова дача хорошо видна из Лужников: островерхие башенки над кронами парка бывших Воробьевых гор.

Следом за библиотекой на Мамонову дачу перекочевала из Дубровиц и часть обстановки. Согласно докладу врачей в Канцелярию губернского предводителя дворянства, Дмитриев-Мамонов требовал в 1850 году привести из Дубровиц «шифоньерки, два комода, бюро, несколько картин небольшого формата, писанных масляными красками, канделябры…» Полугодовые отчеты по надзору за здоровьем графа и по управлению его имениями сохранились в фонде Канцелярии губернского предводителя в Центральном государственном историческом архиве Москвы. Из документов видно, что, начиная с 1830 года, опекуны и медики менялись едва ли не ежегодно.

В поданных опекунами отчетах содержится немало сведений о Дубровицах. Например, приход от двух сел Подольского уезда – Дубровицы и Ерино с деревнями и сельца Баранова, всего с 1145 душами, за первое полугодие 1848 года составил 2567 рублей 87 копеек.

Интересно, что из этой суммы всего 30 рублей составил доход с открытого для посещения состоятельными дачниками «воздушного сада», то есть дубровицкого усадебного парка. Остальные деньги были получены с крестьян.

Расходы по имению за тот же период распределялись по следующим статьям:

«священнослужителям сел Дубровицы и Ерино жалованье за полгода… за бут для плотин… за поправление паромов… за разные принадлежности для сада… починка ворот и господского дома… за исправление в бане печи… жалование за полгода управляющим Стученкову и Смирнову… за планы и сметы для постройки домов священнослужителей в селе Дубровицы заплачено архитектору Курбатову…»

Несмотря на значительные расходы, дубровицкое имение, взятое под опеку, неизменно приносило доход. Каждое «Дело об отчете» заканчивалось подобным обращением к губернскому предводителю дворянства:

«Честь имеем донести вашему превосходительству, что состояние здоровья вверенного попечению нашему графа Матвея Александровича Дмитриева-Мамонова в течение истекшего месяца было весьма удовлетворительно, равно при доме его сиятельства все обстояло благополучно».

Период опекунства был отмечен большой и важной работой по реставрации Знаменского храма. Еще в 1844 году священник Булкин в «нижайшем донесении» на имя опекунов князя А. Н. Вяземского и П. А. Хрущева указал на крайнюю необходимость ремонта лучшего сооружения усадьбы. Вместо выделения средств опекуны К. А. Гассовский и П. И. Савостьянов обратились в Дворянскую опеку с ходатайством о закрытие храма и перенесения причта из Дубровиц в село Лемешово.

В ответ на такое «невозможное ходатайство» возмущенный полным равнодушием опекунов священник подал жалобу московскому митрополиту Филарету и послал записку жившему в соседнем имении Ивановское графу А. А. Закревскому, новому московскому генерал-губернатору, сменившему Д. В. Голицына. Решительность Булкина возымела действие. В Дубровицы приехал директор кремлевской Оружейной палаты А. Ф. Вельтман. Было решено не просто отремонтировать храм, а провести его реставрацию.

Что же понималось под реставрацией в то время? Надо учитывать, что после заката классицизма интерес к древнему русскому искусству и архитектуре только пробудился. История отечественного зодчества еще не была изучена и верно понята, представления об истоках и развитии национального стиля еще не обрели теоретической стройности. Потому и реставрацию храма в Дубровицах нельзя представлять в современном понимании, то есть со строго научной точки зрения. В ту пору она рассматривалась как творческая работа, ориентированная на обобщенные образцы древней русской архитектуры.

Руководителем и распорядителем реставрации дубровицкого храма назначили авторитетного знатока русских древностей архитектора Федора Федоровича Рихтера (1808-1868). Рихтер получил классическое образование в петербургской Академии художеств, прошел хорошую школу у О. Монферрана на строительстве Исаакиевского собора, некоторое время пробыл в Италии, а по возвращении в Россию занял должность директора Дворцового архитектурного училища в Москве и одновременно осуществлял надзор за строительством по проектам К- А. Тона Большого Кремлевского дворца и храма Христа Спасителя.