Сергей Парамонов - История руссов. Держава Владимира Великого

Таже Володимер, благословением отца своего митрополита [117], постави церковь в Корсуни на горе, юже съсыпаша среде града, крадуще приспу (в некоторых цитатах ошибочно стоит “кладуще”; дело в том, что Владимир во время осады Корсуня создавал насыпь (“приспу”) около стен города, чтобы перелезть через нее, корсуняне же сделали подкоп и крали землю снизу, насыпая ее внутри стен, получалась бочка Данаид [118]. — С. Л. ); сиа церкви стоить и до сего дни. По сем многи послы приходиша из грек от царей, и з дары, и с любовию. Приходиша послы из Рима от папы, и мощи святых принесоша к Володимеру. Тогда же прииде Печенежский князь Метигай ко Володимеру и, веровав, крестися во Отца и Сына и Святаго Духа. Отдаде же Володимер яже взял Корсунь град греком царици для [119]».

По-видимому, пребывание Владимира в Корсуни не было кратковременным даже после его взятия и женитьбы на Анне: после бракосочетания к нему явились специальные послы от греческих братьев-императоров [120]с поздравлениями и подарками (впрочем, это много времени не потребовало). Однако сюда же, очевидно из Киева, пришли послы римского папы (если бы в Киеве Владимира ожидали скоро, то послы подождали бы там его прибытия). Далее, Владимир построил в Корсуне церковь, стоявшую еще во время написания «Повести временных лет»; значит, церковь была постоянная, солидная, простоявшая более ста лет, такой церкви за неделю не построишь. Далее, Владимир принимал и крестил печенежского князя Метигая и т. д.

Кроме того, из одного из житий мы узнаем, что Анна после свадьбы ездила по Крыму, была в Феодосии.

Из всего этого видно, что Владимир осень и зиму 989 г. провел в Крыму и вернулся в Киев только весной 990 г., в том же году состоялось и крещение Руси.

Вернемся, однако, к цитате. И здесь допущена та же ошибка: патриарх Фотий жил за сто лет до крещения Владимира. Однако это не значит, что вся цитата является измышлением. В ней много подробностей, характерных своей конкретностью именно для настоящей летописи.

Митрополит Михаил назван здесь сирийцем, а не болгарином, и у нас есть основания думать, что здесь смешаны два Михаила (см. ниже), болгарский и сирийский; рассказано о характере Михаила Сирийца и в выражениях необычных для легенды: указано, что Михаил бывал в гневе страшен, и свиреп и добавлено, как бы в оправдание, что тогда, когда это бывало нужно. Указано, что церковь в Корсуни была создана с благословения Михаила, и т. д.

Все эти конкретные подробности, как и вообще «корсунский рассказ», показывают, что автор знал хорошо то, о чем он писал, поэтому у нас нет оснований ему не верить.

Если мы обратимся к Иоакимовской летописи, к истории времен Аскольда, то найдем, что после неудачного похода на Царьград Аскольд «и возвратися посла в Царьград ко царю» (здесь в летописи на полях было написано: «Утрачены в летописце два листа», а далее следовало: «…Михаил же возблагодари Бога, иде в Болгары»).

По догадке Татищева, в двух утраченных листах (а возможно и намеренно вырванных, ибо эта история отнимала у Владимира честь первокрестителя Руси) было изложено чудо с несгоревшим Евангелием. Упомянутый же ниже Михаил — болгарский митрополит. В этих условиях упоминание о Фотии становится совершенно уместным и правильным.

Из вышесказанного, а также из прежде написанных очерков мы можем сделать следующие вероятные заключения: 1) при Фотии в 860-х гг. случилось крещение западных славян, именовавшихся также русинами, или руссами, что в дальнейшем дало повод к смешению их с руссами киевскими. Очевидно, именно с этим эпизодом связано и чудо с несгоревшим Евангелием, сохраненное в латинской записи; 2) приблизительно в 874 г., т. е. после неудачного похода Аскольда на Царьград, состоялось первое крещение киевских руссов, в котором принимал участие болгарский епископ Михаил, впоследствии попавший в список первых русских митрополитов; 3) более ста лет спустя, когда Русь под Олегом, Игорем и Светославом снова стала преимущественно языческой, Владимир крестил Русь во всем ее объеме и уже окончательно; первым митрополитом стал Михаил Сириец, в рассказах летописей слившийся с Михаилом Болгарином.

Если мы обратимся к летописям, дающим только голый список митрополитов, то найдем здесь большой разнобой. Первая Новгородская летопись, например, приводит в списке Феопемпта, который был поставлен в митрополиты только при Ярославе, — этот вариант поэтому отпадает.

Другие летописи дают два варианта, согласно первому: Михаил, Леон, Иоанн, Феопемпт, согласно второму: Леон, Михаил, Иоанн, Феопемпт. Таким образом, спор идет только о том, кто был первым: Михаил или Леон.

В различных редакциях церковного устава Владимира мы опять-таки встречаемся с двумя вариантами: в одном называется Леон (он же Леонт), в другом Михаил, причем в каждом случае добавлено, что они были взяты «у патриарха Фотия».

В Степенной книге (Полное собрание Русских Летописей, том IX, с. 113) указывается, что первый митрополит был назначен не Фотием, а патриархом Николаем Хрисовергом (983–996), что исторически не вызывает возражений.

Житийная литература (Жития Бориса и Глеба) упоминает Иоанна, стоящего обычно третьим в списках, но данные о нем колеблются: он называется то «митрополитом», то «архиеписком», что, однако, не исключает одно другого: Иоанн в одно время был архиепископом, а потом стал митрополитом.

Таким образом, в русской литературе вопроса существует разнобой. Единственным источником, от которого можно исходить, стоя твердо, по-видимому, является трактат митрополита Леонта, составленный около 1004 г., на греческом языке, где титул его гласит так: «Leontos metropolitou Rosias tes en Rosia Preslabas pros Romaious etoi Latinous peri ton axymon» (см.: Бенешевич В.Н. № 926. Памятники древнерусского канонического права. Вып. 1. Русская историческая библиотека, Пг., 1917. С. 73—101) [121].

Итак, к 1004 г. митрополит Леонт, безусловно, был уже на Руси (в Переяславле). Так как крещение Руси состоялось в 990 г., вполне возможно, что Леонт мог быть митрополитом еще с того времени. Однако, поскольку на место митрополитов обыкновенно назначали людей заслуженных, опытных и старых, вполне возможно, что первым митрополитом был еще Михаил, а Леонт уже был вторым. Если Михаил был недолго, что вполне возможно, то Леонтия могли легко впоследствии счесть и за первого митрополита.

Здесь необходимо отметить одно поразительное обстоятельство: несмотря на то что летописи велись монахами, хранились в монастырях и были проникнуты религиозным духом, жизнь церкви чрезвычайно скудно освещена в них. Есть известия о постройках церквей, переделке их, ремонте или гибели от пожаров, но о духовных лицах даже самого высокого ранга мы ничего в них не находим.

Мы часто не знаем ни лет, ни национальности, ни, наконец, деяний митрополитов или епископов. Самое большее, что мы обычно узнаем, — это время поставления на престол и год смерти. Между тем, есть основания полагать, что жизнь церкви на Руси не катилась по гладким рельсам: в отдельных углах Руси существовало столетиями язычество, которое, несомненно, защищалось и боролось; немалую борьбу приходилось вести и с пережитками языческих верований и обрядов, бывали и расколы и секты, существовала борьба между светской и духовной властью, соперничали между собой и крупные духовные лица и т. д.