Сергей Парамонов - История руссов. Варяги и русская государственность

Это могло случиться только в том случае, если пришельцы явились сразу, одновременно, в виде одной волны завоевателей или иммигрантов, в противном случае совместное длительное сожительство быстро стерло бы черты разницы.

«Русины», связанные веками с Римом и Грецией, были, конечно, гораздо более культурны, чем восточнославянские племена, в частности, сидевшие на Днепре.

Что же касается полян, то они, по-видимому, быстро растворились в Руси, хотя летописец все же отметил разницу, существовавшую между ними.

Так, под 944 годом мы находим: «Игорь совокупив вои многи: Варяги, Русь, и Поляне, и Словене, и Кривичи, и Печенеги ная (т. е. нанял)…» Здесь противопоставление Руси и полян совершенно очевидно, летописец еще различал их, но вместе с тем упоминание их рядом указывает на их близкое соседство.

Скорее всего, в ассимиляции полян сыграла большую роль их немногочисленность: территория, занимаемая ими, была весьма невелика, а расположение на магистрали Днепра давало все предпосылки к более высокой культуре по сравнению, скажем, с древлянами, и это облегчало слияние их с руссами.

В пользу того, что поляне когда-то отличались от Руси, говорит замечание летописца: «поляне яже ныне зовомая Русь», — значит, было время, когда они Русью не назывались. Наконец, данные Константина Багрянородного, путаные и неясные, очевидно, и были путаны потому, что он не знал о сути различия между полянами и Русью и что она в его время уже не существовала. Сведения его относились к более древней эпохе.

Таким образом, начало Киевской Руси следует искать где-то далеко, скорее всего, в районе среднего Дуная. Появившись на Киевщине, «русины» организовали из племен восточных славян значительное государство, тогда как на Западной Двине и на Волхове создавались иные центры и, по-видимому, уже чисто восточного славянства, если не верить легенде о появлении славян на севере с юга.

Центр тяжести исследований о начале Руси следует перенести на совершенно новые области, искать же решения вопроса в «Roslagen´ах» или «ruotsi» так же бесполезно, как искать его на Лабрадоре или на Фиджи.

Совершению естественно, что вся эпоха «великого переселения народов» должна быть пересмотрена с совершенно иных принципиальных точек зрения, именно должна быть выяснена роль славянства в этом огромном и сложном процессе.

Этим, в сущности, никто не интересовался. Иностранные историки — потому, что их прежде всего интересовали судьбы их родных стран и выискивать разорванные звенья истории славян им даже и в голову не приходило, русские же историки вообще этими вопросами почти не занимались из-за оторванности от западных источников прежде всего, а в особенности потому, что им казалось, что это их вовсе не касается.

Наша догадка, что племя «Русь» было пришлым, юго-западным славянским племенем, вероятно оттесненным сюда ордами кочевников из Азии [9], находит себе подтверждение и в фактах археологии.

Недавно Б. А. Рыбаков опубликовал статью «Древние русы» (Советская археология, № 17, 1953, стр. 23—104), в которой подвел итоги нашим знаниям в области археологии. Он различает три своеобразных центра: 1) поляне — по обе стороны Днепра с центром в Киеве, 2) русь — по обе стороны Днепра приблизительно от Канева до устья Сулы, и 3) «севе́ра» — треугольник: на севере Суджа [10], на юге Новая Одесса, на востоке — Колосково.

Таким образом, Рыбаков отличает полян от руси по археологическим материалам. Течение событий нам представляется таким образом. Поляне представляли собой оседлое земледельческое племя восточных славян, зажатое между древлянами с запада и «севера» с востока и выдвинутое на юг наиболее по сравнению с упомянутыми племенами, именно вдоль по течению Днепра. Расположение вдоль могучей водной магистрали, а также в плодородной зоне лесостепи значительно способствовали тому, что поляне были культурнее и богаче своих соседей.

В известную эпоху (когда — мы рассмотрим дальше) с юга подошло южнославянское племя «русинов», которое, надо полагать, сначала частично подвинуло, а затем и вовсе поглотило полян. Будучи более культурными, воспринявшими давно культуру Причерноморья, наконец, численно превосходя полян, русины скоро ассимилировали последних и даже перенесли свой административный центр в Киев. Таким образом, создалось ядро Киевской Руси.

Соседившие с запада и северо-запада древляне, лесовики, изолированные от движений народов непроходимыми лесами, отстали в своем развитии от приднепровских славян. Еще при Игоре они чувствовали себя чужими: «се убихом князя руського…» Отчужденность от полян-русин слышится здесь явственно.

Несколько иначе обстояло дело с северянами. Лесостепь по Левобережью простирается гораздо далее на север, чем по Правобережью. Кроме того, целый ряд рек, притоков Днепра, текущих почти прямо с севера на юг (Сула, Псел и т. д.) соединял самые северные области северян с Днепром. Это создавало предпосылки к более высокому развитию культуры по сравнению с древлянами. Летописец, однако, противопоставляет и северян полянам, для него и северяне также «дикари».

Если мы обратимся к археологическим данным, мы увидим, что «русь-поляне» и «севера», хотя и различимы по изделиям, все же весьма близки друг к другу и несомненно стояли на одинаковом уровне развития.

Как-же связать это с данными летописи? Из текста видно, что летописец говорит не о его современности, а о временах, далеких от него, когда в культуре полян и севе́ра была заметная разница, впрочем, может быть, в суждении летописца киевлянина звучал и местный «патриотизм».

Рыбаков, использовавший очень большой материал, показал, что пальчатые фибулы [11]являются отличным указателем единства культуры в VI–VII веках для Лесостепной Руси (русь — поляне — севе́ра). Спицын в 1928 г. назвал этот комплекс находок «древностями антов», Рыбаков, по-видимому, с большим правом переименовавший их в «древности русов», отодвигает культуру Киевской Руси по крайней мере к VI веку.

«Археологические находки IV–V вв. в юго-восточной части области полей погребений свидетельствуют о походах русов и северян на юг, в Причерноморье, откуда были вывезены вещи боспорского и византийского изготовления. О прочных связях с югом говорит и самый характер русских вещей VI–VII вв., являющихся местным, приднепровским вариантом причерноморских изделий V в., широко распространившихся в Европе в связи с “великим переселением народов…” Из изложенного выше ясно, что происхождение Руси — вопрос, совершенно не связанный с норманнами варягами, — продолжает далее Б. А. Рыбаков, а уходящий на несколько столетий в глубь веков от первого появления варягов. Продвигаясь от более известного (более позднего) к менее известному, мы добрались уже до IV века. Может быть, дальнейшие исследования позволят углубиться еще далее».