Сергей Парамонов - История руссов. Варяги и русская государственность

О Рюрике сказано, как отметил Татищев, согласно с Нестором, но имеется и интересная деталь: после смерти обоих братьев, на четвертый год княжения, Рюрик переселился в Новый град великий ко Ильменю, т. е. очевидно, из Ладоги в Новгород. Это указание Иоакимовской летописи совершению подтверждает нашу мысль, высказанную ранее, что Рюрик сначала сел в Ладоге, а потом уже переехал в Новгород. Мысль же была высказана нами на основании только логических соображений.

Для порядка и суда Рюрик рассадил по городам князей «от Варяг и Славян» (между прочим, ни разу не сказано слово «Русь», что было бы прямо-таки необходимо, если бы норманская теория была верная, и сам назвался «великий князь» в отличие от подручных князей.

Далее следует совершенно исключительная по своему интересу фраза: «по смерти же отца своего облада Варягами, емля дань от них». Это единственное в истории глухое указание на отца Рюрика, из него видно, что отец Рюрика был варяжский князь. Возможно, что до появления на Руси Рюрик был только княжичем и пошел на Русь с братьями именно потому, что им подвернулось самостоятельное княжение. Отец же остался княжить у себя.

Однако, когда отец Рюрика умер, он не перешел на престол отца, а остался в Новгороде, сохраняя управление над отцовской землей («обладаша Варягами») и получая с нее доходы («емля дань от них»).

Это сообщение может оказать существенную помощь в разысканиях, кто же был Рюрик.

Именно могут найтись западноевропейские источники, по которым можно будет установить, чьим сыном был Рюрик. Ниже мы увидим в одном из очерков, что хронология первых Рюриковичей, вероятно, точнее, чем мы думаем, и на восемь лет отличается почти во всех данных.

Поиски предков Рюрика облегчаются тем, что, согласно Иоакимовской летописи, отец Рюрика был князь, а это значительно суживает круг особ, среди которых следует вести поиски. Во-вторых, в момент вокняжения Рюрика на Руси отец его жил и княжил (это дает приблизительную дату). В-третьих, Рюрик осуществлял правление своей вотчиной, будучи на Руси.

Татищев предполагает, что варяжская земля отца Рюрика была Финляндия. Вообще, некоторые авторы выражение, что варяги были призваны «из-за моря», склонны объяснять, как призвание с другой стороны Ладожского озера, которое из-за своей величины могло бы быть названо и морем, как например, называют Аральское море или Байкал [81].

О Рюрике сказано, что у него было несколько жен, но самой любимой была сестра Олега Ефанда, дочь норвежского князя. О смерти Рюрика сказано, что он сильно заболел после того, как Аскольд был отправлен в Киев (что, следовательно, должно быть отнесено к концу его 17-летнего княжения) и на смертном одре («начат изнемогати») передал малолетнего Игоря попечению Олега.

Перейдем теперь к некоторым выводам. Сравнение Иоакимовской летописи с Несторовской показывает, что основная линия событий от Рюрика до Владимира Великого, в сущности, та же. За немногими исключениями разница заключается в том, что в Иоакимовской имеются подробности, которые Нестор не счел нужным упомянуть.

Очень важно, что уклонения Иоакимовской летописи не имеют никогда капитального значения и не делаются основой для развития совершенно иных сюжетов и вариантов со стороны Псевдоиоакима. Он только вносит поправки, но не перестраивает историю.

Если бы это была фальшивка, то автор ее должен был сделать свою версию более отличной, а главное, целенаправленной в какую-то сторону. Этого нет, никакой тенденциозности не видно.

Если бы он был славянофилом, ему ничего не стоило бы умалить или вовсе отодвинуть в тень варягов, этого он не сделал.

Если бы он был «норманистом», он выдвинул бы варягов, и этого нет. Наконец, отсутствие всяких легенд и сказок ясно говорит о серьезности писавшего.

В пользу древности сведений Иоакимовской летописи говорит также то, что она была без дат (Татищев говорит: «токмо все без лет») и есть основания думать, что именно Иоакимовская летопись была прототипом для Несторовской, а не наоборот.

Таким образом, рассмотренную часть Иоакимовской летописи мы должны признать безусловно достоверной и многое из нее должно быть без малейшего колебания внесено в официальную историю. Почти несомненно, что она была прототипом для Нестора, но последняя была официальной летописью и мало-помалу подавила истинное значение Иоакимовской. Несторовская стала догматом, и всякое уклонение от нее стали считать ересью.

Историки совершенно очевидно проморгали истинное значение летописи Иоакима. Именно она является одним из древнейших этапов русского летописания.

Переходим теперь к той части Иоакимовской летописи, которая касается эпохи до Рюрика. Естественно, что чем глубже мы идем в тьму веков, тем менее достоверными, легендарными, почти сказочными становятся сведения, этого не учли изучавшие Иоакимовскую летопись и совершенно напрасно огульно ее охаяли [82].

И в дорюриковской части летописи, несомненно, есть сведения, имеющие здоровое историческое ядро. Нестор их отверг, за ним пошли и другие, считая, что, мол, если этого у Нестора нет, значит, это недостоверно. И здесь сказалось отсутствие критического чутья у почти всех историков.

На деле умолчание Нестором дорюриковской истории объясняется не тем, что он считал ее ложной, а тем, что она была ему неинтересна. Он был южанином, он писал историю Южной Руси, именно того государства, с которого началась настоящая Русь, Северная же Русь только присоединилась к этой Руси. Новгород его интересовал мало, его интересовала главным образом история династии князей Киева, и эту династию он начинает с Олега, считая его первым русским князем.

О Рюрике он упоминает только потому, что нельзя было показать Олега свалившимся откуда-то с неба. Поэтому Рюрик в устах Нестора — это, так сказать, введение в историю Руси, но история самого Рюрика его мало интересует. Он явился из-за моря, и всё.

Совсем иначе на дело смотрели Иоаким и Псевдоиоаким: как новгородцы, они, прежде всего, интересовались историей Новгорода. Иоаким излагает историю Новгорода с прадеда Рюрика Буривоя в связной форме, это соответствует продолжительности трех поколений, т. е. приблизительно 75 годам до Рюрика. Этот срок относительно весьма незначителен, и всегда можно допустить, что если о ком-то дошли исторические сведения, то сведения об его прадеде не должны казаться чем-то недостоверным, мифическим, тем более что речь идет о государственных деятелях, деяния которых, естественно, долго удерживаются народной памятью.

Так, история Новгорода, вернее Новгородской земли, начинается с Буривоя. Он имел тяжелую войну с варягами и много раз побеждал их, он обладал также «всей Биармией до Кумени» (к значению этих терминов мы в дальнейшем вернемся). Но в конце концов при этой реке он был разбит наголову и бежал в сильно укрепленный город Биармы, что был расположен на острове. Там находились подвластные ему князья. Убежав в отдаленную часть своих владений, Буривой там и остался и в конце концов и умер.