Лев Исаков - Русская война: Баснословия о первых князьях

Но эта же позиция навязывает естественные аберрации при взгляде на наличный материал, который бессознательно – пристрастно искажается к центральному пункту, в котором победитель получает всё; в том числе деяния и славу неуспевших. Несомненно, автор протографа ПВЛ знал и о походе 860 года, и о военной славе Осколда/воспользуемся омонимическим наблюдением Б. А. Рыбакова/, раз так САМОУПРАВНО ОТ ЗАРУБЕЖНЫХ ИСТОЧНИКОВ ПЕРЕПИСАЛ ПЕРВЫЙ НА НЕГО; и о провидческом принятии им христианства, СВИДЕТЕЛЬСТВО О ЧЁМ ПРЯМО ПРОРЫВАЕТСЯ В РЯДЕ СПИСКОВ – но предпочёл утопить его в толпе рюриковых бояр-приспешников… Но не вычеркнул из повествования знаменитый поход 860 (866) года, как открывший Русь внешнему миру, первый прорвавшийся луч восходящего светила.

И здесь надо обратиться к тому, в чём автор – компилятор, соединяя разные источники в единый целеустремлённый текст, не возобладал над материалом; и на чём больно ушибутся последующие историки, вплоть до попыток аннулирования ПВЛ как исторического источника – проводимая автором-«нестором» хронология.

Уже давно было замечено, что хронология и фактография ПВЛ имеют странно-несовпадающий характер; и что первоначально вполне разумно объяснялось, что исходные материалы не имели хронологии в абсолютных датах по принятой библейской эре «От сотворения мира», а датированы по годам правления, или знаменательным фактам внутри биографии русских князей, при этом не только Киевских; и лишь значительно позднее, едва ли не в начале 12 века были приведены к датировке по христианскому кругу в соответствии с Константиновской эрой, имеющей опорную дату сотворения мира 5508 год до Рождества Христова при мартовском стиле начала года и 5509 год при сентябрьском… И что породило ещё один источник ошибок: уже указанная множественность присутствующих в европейском обороте дат этого библейски-легендарного события, что совершенно не учитывалось летописцами, проводивших свои сравнения отечественных и зарубежных источников в предположении наличия в христианско-европейском обороте только Константинопольской Новой Эры.

По деликатному ли недоумению, или групповой субординации, но отчётливо бросающаяся в глаза катастрофическая нестыковка хронологии событий 842–988 годов, обращающая в равно предосудительное место весь документ, десятилетиями выводится за пределы широкого обозрения… Я не говорю критики: её, в предельно обозлённой форме было и особенно днесь, предостаточно. И зачастую принимавшей характер сорвавшихся на как бы мёртвого слона шавок.

Но так ли он мёртв?

То, что вчера кулуарно скрывали – нынче кулуарно приговорили: Ярхо, Кузьмин, Никитин, Галкина, иже с ними… Что уже вследствие этого имеет характер только частный, партийно-пристрастный, своекорыстный по внешности – при том, что преимущественно и наличествует как таковой.

Для чего Кузьмину ниспровергать ПВЛ в источниковедческом плане? Чтобы так /а иначе невозможно/ провести свою идею обращения фикции Олега Моравского в реальность Олега 2-го Русского, что возможно лишь передёрнув достоверность вполне материальных Несторовых свитков на фантом несуществующих умозрительных Богемских хроник, едва ли не менее «достоверных», чем Краледворские хроники, подделанные Вацлавом Ганкой.

Для чего эпигонам Артамоновской школки так необходимо погребение ПВЛ? Да чтобы на могиле Руси Варяжской воздвигнуть монумент Руси Хазарской в форме выскочившей из под неё Руси Аланской; а и станется, то и Венгерской, коли припомнить наблюдение Д. Иловайского над финно-угорской основой корня «ИГГ»/ (страшный, ужасный) омонима ИГОРЬ.

Вот вам и задача витязя на распутье трёх дорог: Лехитской от Герберштейна, Моравской от Кузьмина, Аланской от Галкиной – которые ведут на Четыре Руси: Руянскую, Неманскую, Дунайскую, Днепровскую (это уже в задачу академикам Абаеву и Седову, усмотревших место этнонима «русь» среди иранизмов)…

И как же вам всем нужна такая придушенная полемика – писк из-под камня и ответная сдающаяся тишина..

Ну так потолкуем по существу.

Но сначала несколько притушим ореол у крикунов.

1. Несообразности хронологии начальных статей ПВЛ были выявлены давно, и уже С. М. Соловьёв самоуправно менял в своём курсе «852 год индикта 15» на 842-й.

2. Г-ну Кузьмину, уличающему авторов ПВЛ и академическое сообщество в «некритическом использовании» документа с 4—мя перемешанными хронологиями, я бы посоветовал обратить внимание на наличие 200 таковых с разбегом дат порядка 3 тысячелетий; и вдуматься, как должен был поступать русский сводчик ПВЛ, когда находил такое редкое и ценное описание факта отечественной истории в авторитетном иностранном источнике в отношении объявленной там даты?

Менять на свою? Но она преимущественно, а до принятия христианства и полностью, отсутствует… Или погружаться в дебри выявления и согласования из 200 наличных пульсирующих вариантов?

Право, он выбрал разумнейший путь: следовать источнику дословно, с чем никак не могут смириться его неразумные потомки, которым он, увы, передоверился развязать бантики сложившегося букета христианско-библейских хронологий.

3. Субъективные суедневно – политические и личностно – индивидуальные пристрасти сводчика ПВЛ? Это уже всецело задача историка, не архивиста-буквоеда, снять наложившуюся патину на полнокровие исторического. И примеры таких восхождений к живой основе текста есть… Но только ли к сводчику? А терзающему его критику? Если первый неповторимо единственный в своём видении, то гоняющихся за ним с мерой своей близорукости легион, и как и что они прочитают… Что не дочитал и не дочитает позвоночно – провославный Б. А. Рыбаков с довлеющей над его сознанием Троицей в тексте Чётно – Сознательного летописца пост – языческой эпохи Двоеверия?

Ну, так начали?!

Но тут сразу методологическая незадача: в каком порядке воспроизводить материал, в едином ли воспроизведении протокола ПВЛ, подогнанного, вылощенного, утверждающего каноническую непогрешимость текста, т. е. так, как он закладывался в обозрении 11–12 веков; или постатейным критическим разбором каждого пункта, т. е. через Вторичный Материал 1000-летней рефлексии, притянувшей и то, что вовсе не содержит, не полагает исходный текст – к чему он стоит в значительной мере уже только поводом. Идти от целого к частному, от доверия к настороженности – или через картину частных несовпадений, искажений, умолчаний увидеть то, что переписывает летописец под свои цели, что угнездилось у него в памяти, чему следует или отталкивается…

Кажется, это без выбора: первый путь пройден по большому счёту до конца – второй не начат, т. е. не заявлено даже попытки раскрыть в сумятице взбаламученного хаоса проступающего механизма нового порядка, призывающего смысла, если он, конечно, есть. Ведь история немало явила уже и неисторических, так и не реализовавшихся народов; и проходных к другим, состоявшимся – исчезновение которых никак не изменило бы исторический процесс, или присутствие которых ни в чём не меняет исторической картины, кроме что в форме рябления по краю. Но и навсегда ушедших и оставшихся: провиденциальная судьба Рима повисла, распятая на Рейне и Антониновых валах; звезда империи наследников Александра Невского висит на Нордкапе и Калифорнии.