Сергей Войтиков - Высшие кадры Красной Армии 1917-1921

«…Организатором он оказался неважным… сила его была в другом , — характеризовал Плотникова И.Г. Бубнов, — я прямо поражался, как близко стоит он к жизни министерства. По целому ряду интересующих его вопросов он знал решительно всё, что делается и говорится в министерстве, он знал мнения десятков лиц по этим вопросам и, точно расценивая влияние каждого из них, по-видимому, умел предсказывать результат» . «Он сумел распространить такое влияние в морском ведомстве и так действовать в отношении других заводов, что я думаю, не ошибусь, если скажу, что раздача ведомством разных заказов фирмам производилась если не с его согласия, то с его ведома» , — жаловался позднее представитель Путиловского и Невского заводов при морском министерстве генерал-майор в отставке Г.Ф. Шлезингер. По словам бывшего директора Путиловского общества и предшественника Плотникова на посту директора-распорядителя Общества «Г.А. Лесснер» Л.А. Бишлягера, «Плотников был у [морского министра И.К.] Григоровича настолько своим человеком, что влиял даже на все высшие назначения в этом министерстве» [1217]. В более крупном предприятии, в связи не с малой, а уже с большой судостроительной программой морского ведомства, в Русском акционерном обществе артиллерийских заводов (РАОАЗ), М.С. Плотников стал одним из четырёх директоров, отвечая за оборудование [1218]. Русском акционерном обществе артиллерийских заводов, которое согласно контракту с правительством от 7 сентября 1913 года строило завод по производству морских орудий в Царицыне (в том числе, калибром крупнее, чем могли производить казённые заводы, т.е. 14 и 16), было представителем английской фирмы Виккерс, которая должна была поставлять такие орудия до завершения строительства, и было связующим звеном между двумя российскими банковскими синдикатами — Петербургским международным (т.е., применительно к судостроению — «Руссуд-Наваль» и другие предприятия, получившие ранее в 1911 году казённые заказы и реконструкцию верфей в г. Николаев) и Петербургским учётным и ссудным банками (соответственно — «Г.А. Лесснер», «Л. Нобель», «Ноблесснер»), что отражалось в смешанном составе правления. Хотя из-за начавшейся войны РАОАЗ, как и «Ноблесснер», постоянно срывало сроки постройки, оно получило заказ на артиллерийские орудия уже от военного ведомства. Заказ стал исполняться после передачи части оборудования группе сормовско-коломенских заводов, в результате в начале 1916 года встал вопрос о выкупе Царицынского завода в казну [1219].

В дополнение к способностям налаживать связи М.С. Плотников с помощью своих партнёров из Петербургского учётного и ссудного банка сделался и ловким финансовым дельцом: в 1913 году лидеры «кулисы» (биржевиков, не принадлежавших к «паркету», т.е. Фондовому отделу Петербургской биржи, и занимавшихся торговлей ценными бумагами в обход его правил) назвали общество «Ноблесснер» среди других АО, акции которых были выведены на рынок банками с большой выгодой для учредителей, так как вскоре упали ниже номинала [1220](т.е. им удалось профинансироваться, обыграв спекулянтов).

Богатство и статус не заставили себя ждать: уже к 1913 году М.С. Плотников, проживая на Сампсониевской наб., 3 (неподалёку от заводов Лесснера) стал владельцем дома по адресу Эртелев пер., 7 (неподалёку от зданий Государственной канцелярии и газеты «Новое время»), а к 1915 году (проживая: Лицейская, 5) он стал также владельцем домов на углу Большого Сампсониевского проспекта и Выборгской ул., 25/1 (неподалёку от домов, принадлежавших Нобелям — № 29 и 31), также — Большого Сампсониевского проспекта и Нюстадской ул. 6/За и на Надеждинской ул., 47. Если в 1913 году он числился в справочнике только директором акционерного общества «Г.А. Лесснер», то в 1915 году он уже директор также и общества «Ноблесснер», РАОАЗ, Акционерного общества торпедных заводов «Русский Уайтхед», Механического завода «Феникс», председателем правления электромеханического завода «Вольта» (Ревель), член совета Российско-американской резиновой мануфактуры «Треугольник», а к 1917 году — ещё и председателем правления Русско-американского торгово-промышленного общества и директором правления Петроградского учетного и ссудного банка [1221], председателем правления АО «Саломас» (по изготовлению растительных жиров), также — член правления и акционер общества Пермских механических заводов (филиал заводов «Лесснер»), Южно-Сибирского общества горных и металлических заводов, АО «Сормово», Брагорского лесопромышленного общества, Южнорусского общества канатной промышленности; одну только свою недвижимость в Петербурге он оценивал в 6 млн рублей, и дом с землёй в Ялте — в 500 тыс. рублей [1222].

Влияние Плотникова в Морском министерстве, возможно преувеличенное недоброжелателями, скорее всего, было следствием именно его связей в финансовом мире: он консультировал моряков по вопросам биржевой игры («…большая часть морских чинов разговаривала со мной по поводу биржи и дел отдельных предприятий»). Товарищ морского министра М.В. Бубнов (однофамилец братьев Бубновых) подтвердил, что «выиграл около 50.000 рублей» на приобретении 600 акций общества «Ноблесснер» [1223]. Заслуживает внимания и другой возможный источник его влияния — биржевая игра военного министра В.А. Сухомлинова, однако он требует дальнейшей проверки [1224]. На наличие у Плотникова и его партнёров-финансистов связей в Военном министерстве именно в период Сухомлинова указывает тот факт, что он участвовал в заседаниях только майского Особого совещания по обороне государства (ОСОГ — вместе с Н.Д. Лесенко, Э.Л. Нобелем и Я.И. Утиным) [1225]. Но его «морские связи», видимо, преобладали. Так или иначе, период до Февраля 1917 года можно оценить как пик карьеры М.С. Плотникова — «за свою энергичную и полезную деятельность, по ходатайству морского ведомства [он] удостоен чина статского советника» [1226].

Приведённые данные частично объясняют, почему комиссар И.С. Плотников всячески отрицал связь со своим старшим братом: тот был даже не деятелем буржуазного общественного толка, а связан с одной из самых реакционных частей аппарата самодержавия (с Морским министерством), и к тому же боролся с забастовочным движением. Не исключено [1227], что И.С. Плотников тоже учился во 2-й Одесской гимназии, поскольку была распространена практика учёбы младших братьев в тех же заведениях, что и старших. В одно время с ним мог учиться и даже быть одноклассником один из будущих (в 1917–1918 гг.) руководителей партии левых эсеров Я.М. Фишман, окончивший эту же гимназию в 1905 году. Возможный однокашник был активным деятелем партии социалистов-революционеров в Одессе, наряду с П.П. Прошьяном, который в 1902–1905 годах учился там же на юридическом факультете Новороссийского университета [1228]. По сравнению со временем обучения старшего брата изменилась не только общественная обстановка, но и обстановка в гимназии: если в 1883 году из 292 учащихся 193 были еврейского вероисповедания (или 100 — дети почётных граждан и купцов 1-й гильдии и 121 — мещан и 2-й гильдии), то в дальнейшем росла прослойка детей дворян и чиновников (соответственно — православных), которая получила преобладание в начале 90-х годов XIX века [1229]. Можно предположить, что более разнородный состав гимназистов, чреватый конфликтами, вместе с изменением общественной атмосферы способствовали распространению революционных идей (поэтому И.С. Плотников мог действительно считать себя вовлечённым в революционное движение с 1901 года, с гимназических времён) [1230]. Неизвестно, чем он занимался во время революции 1905–1907 годов, подоспевшей ко времени окончания им гимназии, однако в Новороссийском университете занятий из-за революционного движения не было почти в течение всего 1905 года и весеннего семестра 1906 года, и далее занятия кратковременно прерывались забастовками, в частности — в связи с убийством черносотенцами студента Адлера 23 января 1907 году. При новом ректоре С.В. Левашове начались чистки профессорско-преподавательского состава от неблагонамеренных элементов (в октябре 1905 года университет был базой борьбы с погромщиками — с ведома администрации и при участии представителей профессуры), число студентов также стало уменьшаться (с 3.071 в 1908 г. до 2.058 на 1 января 1914 г.). Студенческое движение было характерно для этого университета и в период обучения старшего брата (в 1893 г. тайная лига студентов даже послала требования в университетскую инспекцию, в 1896–1897 гг. проводились нелегальные выборы старост и совета студентов, сопровождавшиеся сходками), но в то время общественная атмосфера ещё не мешала учебному процессу [1231]. В связи с отсутствием нормальной учёбы и последующим разгулом черносотенцев, а также с падением революционности среди еврейского студенчества, ростом политической индифферентности и национализма [1232], в 1908 году И.С. Плотников отправился за границу, где в 1914 году закончил университет в Париже, а в 1917 году — Институт прикладной химии в Женеве. В какой мере эта эмиграция была политической, а не учебной, сказать трудно — равно как и о характере связи его с родственниками (зависел ли он материально от старшего брата? Не было ли его химическое образование шагом к карьере его в предприятиях брата? и т.д.). Примечательно, что в Париже в это время активно работал ряд будущих видных партийных и военных деятелей Октябрьской революции: член Кирилл Шутко в Париже (1910 г.) — представитель Областного бюро центральной промышленной области для установления связи с ЦК РСДРП(б); один из первых советских военных руководителей Владимир Антонов-Овсеенко (в эмиграции в Париже в июле 1910 — мае 1917 г.) стал одним из организаторов группы содействия «Нашему слову» и клубу интернационалистов (лето 1914 — май 1915 г.); известным меньшевиком-интернационалистом (май 1915 — июль 1917 г.), вернувшимся в мае 1917 года в лоно большевизма.