Лев Троцкий - Преступления Сталина

Исполнительный Ромм передал, разумеется, никогда не написанное письмо по назначению и рассказал при этом Радеку о своем вымышленном разговоре со мной, -- чтоб дать Вышинскому возможность опираться, по крайней мере, на два свидетельства. В конце сентября 1933 года Радек вручил Ромму свой ответ. О содержании письма Ромм на этот раз ничего не сообщает. Надобности в этом, впрочем, и нет, так как письма в этом процессе похожи одно на другое как заклинания шаманов. Книгу с письмом Ромм передал Седову "в Париже, в ноябре 1933 года". Следующая встреча произошла в апреле 1934 года, опять в Булонском лесу. Ромм пришел с вестью, что в скором времени будет назначен в Америку. Седов "об этом пожалел", но просил доставить от Радека "подробный доклад о положении дел".

Вышинский: Вы выполнили поручение?

Ромм: Да, выполнил.

Как же Ромм мог не выполнить? В мае 1934 года он передал Седову в Париже англо-русский технический словарь (какая точность!), заключавший в себе "подробные отчеты как действующего, так и параллельного центров". Отметим это драгоценное обстоятельство! Ни один из 16-ти обвиняемых, начиная с Зиновьева и кончая Рейнгольдом, который знал все и доносил на всех, ничего решительно не знал в августе 1936 г. о существовании параллельного центра. Зато Ромм уже с осени 1932 года был вполне в курсе идеи параллельного центра и.

дальнейшей ее реализации. Не менее замечательно и то, что Радек, который не принадлежал к основному центру, посылал тем не менее "подробные отчеты как действующего, так и параллельного центров". О содержании этих отчетов Ромм ничего не говорит, и Вышинский его, разумеется, не тревожит. Ибо, что мог бы сказать Ромм? В мае 1934 года Киров еще не был убит Николаевым при ближайшем участии ГПУ и его агента латышского консула Биссинекса. Ромму пришлось бы сказать, что деятельность "действующего, и параллельного центров" состояла в испрашивании и получении от меня "директив". Но это мы знаем уже и без того. Оставим поэтому "подробные отчеты" Радека в недрах технического словаря.

Вышинский интересуется далее, к чему сводился разговор с Седовым относительно назначения Ромма в Америку. Ромм немедленно сообщает о переданной через Седова просьбе Троцкого: "Если будет что-либо интересное в области советско-американских отношений, информировать его". Сама по себе просьба звучит, на первый взгляд, невинно: в качестве политика и писателя я, конечно, не мог не интересоваться советско-американскими отношениями, тем более что мне в предшествующие годы не раз приходилось выступать в американской печати со статьями и интервью в пользу признания Советов Соединенными Штатами. Но Ромм, который не удивлялся, когда через него передавались инструкции о терроре, на этот раз счел долгом удивиться:

-- Когда я спросил, почему это так интересно(1), Седов сказал: "Это вытекает из установок Троцкого на поражение СССР".

Вот еще одна точка над i! В своих статьях я выступал, правда, неизменно в защиту СССР. Я рвал публично с теми своими мнимыми единомышленниками, которые сомневались в долге каждого революционера защищать СССР, несмотря на сталинский режим. Не остается ничего другого, как допустить, что мое "пораженчество", находившееся в полном противоречии с моей публицистической деятельностью, составляло строжайший секрет для немногих посвященных. Не стоит говорить, насколько такая гипотеза политически и психологически нелепа. Во всяком случае, обвинение держится на ней целиком, на ней стоит и с нее падает. Но Вышинский, "осторожный" в деталях (даты, адреса), совершенно туп в отношении основных проблем процесса. Когда Ромм спрашивает Седова, почему меня "интересуют" советско-американские отношения (вопрос сам по себе нелепый!), Седов вместо того, чтобы сослаться на мою литературную деятельность, с торопливой готовностью сообщает: "Это вытекает из установок Троцкого на поражение СССР". Но тогда оказывается, что я из своего "пораженчества" вовсе не делал секрета. К чему же в таком случае вся моя

напряженная теоретическая и публицистическая работа? Об этом господа обвинители не думают. Они не способны об этом думать. Их подлог развертывается в гораздо более низменной плоскости. Они обходятся без психологии. С них достаточно инквизиционного аппарата.

На дальнейший вопрос Вышинского Ромм отвечает: "Да, я согласился присылать интересующую Троцкого информацию". Но в мае 1934 года Ромм выполнил "последнее поручение". После убийства Кирова он решил "прекратить активную работу". Именно поэтому он не посылал мне информации из Соединенных Штатов. Каюсь, я этого совершенно _не заметил... Среди моих американских друзей имеются люди высокой научной и политической квалификации, которые в любое время готовы меня информировать обо всех вопросах, входящих в круг моих интересов. Обращаться за информацией к Ромму у меня не было, следовательно, оснований... если не считать, конечно, потребности сообщить ему о моей "пораженческой" программе.

Весь этот эпизод включен, по-видимому, в показания Ромма -- а может быть, и весь Ромм включен в процесс -- уже после того, как выяснилось, что я переселяюсь в Америку. Воображение ГПУ стремилось обогнать тот танкер, который перевозил меня из Осло в Тампико. Правительство Соединенных Штатов сразу получило таким путем предупреждение: в самом Вашингтоне орудовал "троцкистский" агент Ромм, который "согласился" посылать мне информацию. Какую? Совершенно ясно: угрожающую жизненным интересам Соединенных Штатов. Радек углубил предупреждение: в мою программу входило, по его словам, "обеспечить Японию нефтью на случай войны с Соединенными Штатами" (Заседание 23 января). Поэтому я, очевидно, и выбрал в качестве средства передвижения из Осло в Тампико танкер -- как необходимый инструмент в дальнейших операциях с нефтью. На ближайшем процессе Ромм, вероятно, вспомнит, что я поручал ему закупорить Панамский канал и направить Ниагару на затопление Нью-Йорка -- все это в часы, свободные от его занятий как корреспондента "Известий"... Неужели же все эти люди так глупы? Нет, конечно, вовсе не глупы, но их мысль деморализована вконец режимом тоталитарной безответственности.

При сколько-нибудь внимательном чтении каждый вопрос Вышинского заранее компрометирует ответ Ромма. Каждый ответ Ромма является уликой против Вышинского. Весь диалог в целом пятнает процесс. Серия этих процессов непоправимо порочит систему Сталина. А между тем мы не сказали еще самого главного. Что показания Ромма ложны, очевидно для каждого не слепого и не глухого человека из них самих. Но в нашем распоряжении имеются доказательства, пригодные да

же для слепых и глухих. Я не был в Буа де Булонь в конце июля 1933 г. Я не мог там быть. Я находился в это время за 500 километров от Парижа, на берегу Атлантического океана в качестве больного. Об этом я сообщал уже кратко через "Нью-Йорк Таймс" (17 февраля 1937 г.). Здесь я хочу изложить весь этот эпизод с большей подробностью: он этого заслуживает!