Николай Крюков - Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн

Теперь возьмем русский фильм «Ярослав». В нем преобладают коричневые и бело-серые тона. Социальное различие выделено в одежде. Люди зависимые и простые носят суконные рубашки. Роскошь просматривается в шикарных накидках вельмож из шкур животных. Жилища собраны из толстых стволов деревьев, обнесены высоким частоколом на очень небольшой площади. У старцев выделяются огромные стилизованные бороды. Дети показаны на площадке типа песочницы, с набором тряпичных мячиков. По сюжету два соседних племени между собой не общаются, враждуют и вообще не знают, кто из них где живет. То есть создатели фильма показывают зрителю, что племена прятались в чащах лесов, оставались полудикими. Варяг со скандинавским именем Харальд в кожаной куртке своим внешним видом олицетворял лицо цивилизованной Европы, несмотря на свою отрицательную роль. Он во все вмешивался, советовал, предавал. Все как положено по летописи, откуда взята идея фильма. Лаврентьевская летопись, ее творческая обработка в описании Карамзина становится основой для формирования образа славянина, пусть гордого, пусть прославляющего землю Русскую, но все же живущего племенами по горам и лесам, с набором варварских привычек в потреблении пищи, в жилище, в супружестве.

Соответствует ли это реальности? Кроме устного повествования, зафиксированного в летописи, мы имеем археологические свидетельства. Правда, с той поры их дошло до нас крайне мало, плохой сохранности и узкой специализации. Это предметы вооружения, украшения из материалов, меньше поддающихся коррозии и гниению, – золота, серебра, бронзы, меди, камня, кости, керамики. Изделия из железа, дерева, ткани, кожи практически отсутствуют среди находок в целом виде. Без них многое приходится домысливать, дорисовывать. Но оттого образ человека на Руси или, скажем, жителя Новгородской земли эпохи Ярослава Мудрого не становится полнее.

В этом смысле открытие в самом Новгороде в 1951 г. семиметрового культурного слоя представляет значимость не меньшую, чем открытие скифских захоронений с золотыми украшениями в Куль-Обе в 1830 г. Их ценность заключается в том, что уникальный состав глинных напластований законсервировал в почве различных частей города целыми и в хорошей сохранности слои деревянных мостовых с комплексами усадебных построек. Они четко выделяются стратиграфически по времени функционирования в рамках X–XV вв. В раскопе Людинского конца масштабными исследованиями 2008–2010 гг. выявлены следы грунтовых дорог с обводными канавками возрастом не старше 900-х гг. И это предельный срок существования первых поселений вообще на Новгородской земле.

Какой же образ жителей на Волхове мы можем увидеть по обнаруженным древностям? В конце X – середине XI в., а это, напомню, время княжения Владимира и Ярослава, обнаруживается развитая система хозяйствования и межличностных отношений. Перед нами предстает уличная застройка домов с огородами и садами. Об этом, по крайней мере, свидетельствуют семена огурцов и косточки вишни. В хозяйстве – полный набор одомашненной скотины: козы, овцы, свиньи, коровы. Для заготовки сена на зиму использовались косы, для жатвы зерновых – серпы, для копки земли – железные лопаты, для вспашки – двух– и трех лезвийные кочедыки. У плотников был целый арсенал инструментов: пилы, сверла, стамески, скобели, гвоздодеры, топоры с наваренными лезвиями в процессе термической обработки, напильники по металлу и многое другое. Если разложить их в витрине хозяйственного магазина, то отличить по форме и по качеству от современных не сразу получится.

Особенность новгородской почвы тысячелетней давности заключается в повышенной влажности. Скотину на выпас гнали по улице. Дорога быстро превращалась в грязное, перемешанное с навозом месиво. Это явление в дождливое время повсеместное. Но в Новгороде, городе с давней плотницкой традицией, подошли к этому вопросу практически: стали настилать деревянные мостовые. Традиция укоренилась. Каждые тридцать-сорок лет настилы перекладывались. Погребов все по той же причине возле домов не копали. По крайней мере, их нет в Неревском раскопе. Да и сами дома не заглублялись в землю. Зимники обнаруживаются на береговой линии. Это были ямы, которые по весне забивались льдом для хранения мяса и рыбы. Над ямой сооружался сарай, который обязательно закрывался от посторонних на замок. Замки имелись двух видов: и неподвижные (они врезались в дверные косяки), и навесные; простые и с пружинным механизмом внутри. В сараях хранились и рыболовные принадлежности: железные уключины от лодок, гарпуны, большие промысловые крючки, крючки обычных размеров и блесна обманки 149.

Уже в слоях X в. обнаруживаются ювелирные изделия. Это медные крестики, бубенчики различной формы, скорлупообразные фибулы, привески с колокольчиками, привески-лунницы из тонкой серебряной тисненой пластины, амулеты – коньки, привески в виде уточек с разным набором лапок, браслеты, перстни-печатки и еще многое другое 150. Все ювелирные изделия изготовлены чаще всего литым способом.

В наборе детских игрушек встречаются лыжи, деревянные коньки, тряпичные мячики больших и малых размеров. Детишки тогда играли не только в лапту, но и любили побегать на пустыре с мячом. В слое XI в. появляются первые берестяные грамоты. Береста – не главный материал для письма. Тогда уже использовался пергамен. Но береста была удобна для небольших повседневных посланий (типа записок или писем). После прочтения их обычно разрывали или разрезали и выбрасывали. Полных посланий встречается мало. Но и того, что уже есть, достаточно для определенных выводов. Оказывается, письмом владели не только князья, бояре и монахи, но и многие простые новгородцы. В авторах угадываются женщины и дети. В берестяных грамотах сообщается о долговых обязательствах, о каких-то просьбах, семейных проблемах. Встречаются любовные послания, пожелания, предложения, иногда с использованием ненормативной лексики, легко поддающейся распознаванию. Среди адресатов берестяных грамот указываются жители Полоцка и Киева. Фактически география распространения берестяных грамот гораздо шире. Все это говорит об экономических и культурных связях Новгорода с югом Руси. Вместе с принятием христианства распространяется и мода на греческие имена с болгарским произношением. В тех же берестяных грамотах за XII в. читается имя Гюргеви, Гюряте, Гюргя. В XII в. – Григори. В XIII в. – Григори, Юргю, Юргию, Юрию.

Этот образ новгородца не совсем вяжется с образом примитивного первобытного общинника. Он выходит за рамки представлений об эпохе Ярослава Мудрого в серо-коричневых тонах. Это уже общество с более высокой степенью организации. Здесь не питаются дикорастущими травами и не бродят в невыделанных шкурах животных. В Новгороде, в отличие от Европы, ходят в бани и хлещутся вениками, что особо подчеркивает наш летописец. Для него вопрос, откуда пошла Русская земля, был тогда не менее актуальным, чем для нас. Он пытается заглянуть на двести лет назад, в дремучую древность. Он ставит вопрос не откуда пришли славяне, а почему земля стала называться русской. Для нас этот же вопрос звучит по-другому и в двух плоскостях: политической и национальной. Если следы первых поселений обнаруживаются только с X в. и уже с развитой феодальной системой социальных отношений, то является ли это население автохтонным? Если следы первых поселений обнаруживаются только с X в., а это относится и к другим этническим образованиям Волго-Окского междуречья, то с какой стати объявляется, что какие-то финно-угры жили здесь раньше славян? И, вообще, что это за этносы, которые вдруг исчезают? Археологи, опираясь на одно только предположение летописца XI в. о проживании на Оке «иных языц», делают выводы о существовании неких финноугорских племен. В подтверждение этого они ищут различия, но упорно не замечают сходства. Различия всегда можно найти. Ни один мастер-кустарь не сделает две абсолютно одинаковые вещи. Два мастера в соседних селениях – тем более. А если каждый из них стремится создать свою неповторимую вещь? Сходство у них может сохраняться в самой идее создания вещи. Коньковые привески с колокольчиками, с утиными лапками встречаются и в раскопах Новгорода, и в Ростове, и в Муроме. Их конфигурация для этнической идентификации не имеет никакого значения.