Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

Переметнувшиеся на сторону караимов новгородские попы, «внешне блюдя благочестие», в быту «держась иудейского закона»: в среду и пятницу ели скоромное «и иные еретические дела творяху, их же не мощно описанию придати». В частности, они служили литургию, прежде плотно позавтракав, что является страшным кощунством, так как по завершении таинства евхаристии священник должен оставшееся в чаше причастие употребить сам, а это делается строго натощак. На людях праздновали христианскую Пасху, а тайно, в своем кругу, справляли еврейский праздник Пейсах и, соблюдая правила «Кашрута», не ели «хамец» — хлеб, выпеченный из перебродившего теста, употребляя вместо него мацу.

После первых успехов проповеди на помощь Схарии из Литвы под видом купцов приехали проповедники Иосиф Шмойло-Скаровей и Моисей Хануш. С их помощью число тайно обращенных значительно увеличилось. Веру «жидовствующих» переняло немало знатных прихожан лукавых попов, к ним присоединился кое-кто из городских чиновников. Таким образом, в руках «жидовствующих» оказались многие рычаги власти в Новгороде, серьезные денежные средства и обширные связи, простиравшиеся в Литву, Киев и Крым, где сильны были общины караимов.

Все эти события происходили на фоне острейшей политической борьбы двух новгородских политических группировок, одна из которых тяготела к Великому княжеству Литовскому, вторая к Великому княжеству Московскому. Члены секты «жидовствующих» относились к «промосковскои» партии, поскольку победа «литовского лобби» привела бы к возможности унии с католической церковью, а стало быть, вероятным становился приход в новгородские пределы католической инквизиции, главной целью которой как раз и становились сектанты, проповедовавшие антихристианские доктрины. Таким образом, часть новгородской светской и духовной элиты, входившая в круг «жидовствующих», стали своего рода «агентами влияния Москвы», когда в 1471 году великий князь Иван III объявил «общерусский крестовый поход на Новгород», собрав под свои знамена разные войска русских земель.

Вопреки всеобщим ожиданиям московский князь пошел на Новгород летом, хотя прежде москвичи всегда воевали с новгородцами зимой, когда морозы сковывали землю и делали проходимыми болота Новгородчины, в свое время остановившие нашествие монголов. Дерзкий замысел князя имел успех — то лето выдалось засушливым, и через болота оказалось легко пройти.

Сорокатысячное новгородское ополчение было разгромлено московскими воеводами на берегах реки Шелонь, в плену оказались многие знатные новгородцы. После еще нескольких боев сопротивление новгородцев было подавлено, в августе воюющие стороны подписали перемирие, фактически уничтожавшее независимость Новгородской республики, которую понудили разорвать отношения с Литовским княжеством и выплатить московскому князю колоссальную контрибуцию размером в 15,5 тысячи рублей. Цена крестьянского двора в то время составляла два-три рубля. Новгород признал себя вотчиной московского князя, дав ему право суда над новгородцами.

Такое положение дел не могло удовлетворить новгородскую элиту, но она уже не могла опираться на военную силу, а потому ее поражение было предопределено. Великий князь Иван расправился со своими политическими оппонентами, а часть потенциально опасных людей — около пятидесяти семейств — вывез в московские пределы, распределив их на жительство по разным местам вокруг своей столицы.

Не исключено, что с этими переселенцами сведения о «жидовствующих», а может, и само учение проникли в среду москвичей. Не исключено, впрочем, что суть учения была известна в Москве и из других источников. «Жидовствующие» в Москве могли опираться на поддержку снохи великого князя Ивана, княгини Елены Стефановны, дочери молдавского господаря Стефана Великого. Мать великой княгини — Евдокия Олельковна — была родной сестрой тому самому князю Михайлу Олельковичу Слуцкому, в свите которого караим Схария прибыл когда-то в Великий Новгород. Учитывая близость Схарии к окружению дядюшки княгини Елены, уже совсем по-иному смотрится цепочка последовавших событий, отсчет которых ведется от 1480 года, когда великий князь Иван в очередной раз посетил Новгород. Князь встретился с прославленными новгородскими «книжниками» и почему-то из всех них остановил свой выбор именно на двух попах, которые встали во главе секты. Они исполняли роль «фронтовых фигур», в тени которых оставался Схария, взявший на себя роль «источника мудрости», консультанта руководителей секты.

Первый из «отпавших от православия» поп Дионисий по воле князя Ивана был зван служить в Москву, где его поставили протоиереем Архангельского собора в Кремле. Совращенный в ересь Дионисием поп Алексей, который, тайно проповедуя «Моисеев закон», себя звал Авраамом, а свою жену-попадью Саррой, получил место протоиерея в Успенском соборе и, пользуясь особой милостью великого князя, имел к нему свободный доступ во всякий час.

Не исключено, что поддержку в Москве новгородские «жидовствующие» получали и от большой диаспоры «сурожских гостей», игравшей важную роль в Московском княжестве; весьма вероятно, что среди «сурожан» были единоверцы «жидовствующих». Доказательства влияния «сурожан» на распространение учения в Москве нет, но и исключать его нельзя. «Сурожане» были вхожи в кремлевские терема и «допущены» ко многим тайнам, а потому и слово их, и дело в глазах князя и его ближайшего окружения стоили многого. Финансовым и политическим агентом князя в Крыму был «сурожанин» Хоза Кокос, еврей из Кафы, влиятельный купец и ловкий исполнитель дипломатических поручений. Сохранилась обширная переписка между князем Иваном и кафским купцом, в которой роль доверенного связного и курьера исполнял шурин Кокоса, тоже «сурожанин» Исуп, по торговым делам разъезжавший между Московским княжеством и Крымским ханством. Таким образом, обнаруживается сразу несколько линий крепких связей между крымской еврейской диаспорой и двором московского князя. Лишенные всяческих расовых и религиозных предубеждений, московские владыки относились к евреям так же, как и к остальным инородцам, охотно приглашая на службу тех из них, кто проявлял должные деловые качества и выказывал соответствующее желание.

Твердое положение новгородских проповедников в Москве и милость к ним князя позволили «жидовствующим», сохраняя тайну посвящения, вовлечь в ересь многих знатных лиц. Еще больше влияние еретиков усилилось, когда в 1484 году из дальнего дипломатического вояжа в Москву возвратился доверенный «делец» и первый из всех служилых людей князя Ивана, дьяк Федор Васильевич Курицын, ведавший внешней политикой княжества. Двумя годами ранее он был послан в Венгрию ко двору мадьярского короля Матьяша Хунгади для заключения военного союза против правителей Литвы и Польши, давних военных соперников короля и великого князя. Вояж затянулся на два года из-за того, что сначала посольству пришлось ехать в обход литовских владений, а по завершении переговоров в Венгрии дьяк решил дождаться русского посольства, возвращавшегося из Италии.