Виктор Бердинских - Тайны русской души. Дневник гимназистки

Письмо!.. Ах, хоть бы письмо!..

Не могу я, собственно, понять себя: почему мне так нужно от него ( Юрия ) именно письмо? Не удовлетворюсь я разве письмом Миши, двумя строками Алексея Николаевича ( Юдиных )?.. Нет?.. Нет! Буду довольна ими – очень, может быть…

Но… Но я буду ждать его письма. И ждать безрезультатно…

Дня три я его ( письма ) не ждала. А теперь – снова, хоть уже не так остро…

Вчера ( 3 мая ) я получила от Сони ( Юдиной ) письмо – такое печальное и безрадостное снова. Реферат. Небрежное замечание о нем… Я ценю слова Пиксанова, но мне казалось, что у Сони должен был быть дельный и серьезный реферат. Странно – вот и Зоин реферат в прошлом году не заслужил одобрения Пиксанова, а Зоя, несомненно, – умный человек. Разве, может быть, нет у них особенного умения или, вернее, способности расположить материал и изложить его. Но – странно мне это ужасно. И у той, и у другой – такие знания, что дай Бог всякому! А в работах – неудача. Досадно же ведь! Вот я целый день и писала ей ( Соне ) длинное письмо…

Да – еще вчера такой пассаж вышел: пока я ходила за молоком, мне тетя ученицу взяла. Маленькая рыженькая девочка, вся в веснушках – и с вздернутым носиком. Славная маленькая девочка. ( Нужно ) прорепетировать ( ее ) в средний приготовительный класс ( гимназии ). Но она плоховата ( по знаниям ), и не сдать ей ( экзамена ), по-моему. Да они ( ее родители ) за этим не особенно и гонятся. Должно быть, это – ее желание, так как иначе пришли бы несколько пораньше, а не за десять дней до экзамена. Вот и занимаюсь – «для развлечения», как говорит тетя. Только это «развлечение» перевернуло у меня все предположения. Мой милый Чернышевский и мое шитье!.. Увы, по вечерам – у тети ученицы… И музыка, и «Дон– Кихот» – даже улыбаются мне издалека…

А что впереди (насчет поездки) – неизвестность, и это ужасно неприятно…

У меня почему-то создалось такое убеждение, что когда я начну другую тетрадь дневника (новую), то и тетрадь, и, значит, самая моя жизнь будут содержательнее и серьезнее. И вот я дописываю ее сейчас – старательно и торопливо. И на этом последнем листке мне не хочется уже писать ни о Шопене, ни о Нестерове 283, вообще – ни о чем, что смутно бродит у меня в голове. Пусть уж остается она такой: пустоватой и бледной – как и все ее предшественницы. Только бы эта бледность дала, сберегла мне яркие краски для новой тетради, которую я сейчас буду сшивать.

В этой тетради – укор тому бессильному и бесцветному существу, которое годы учения в Высшей школе не могло отразить на бумаге полнее, существеннее, которое не поняло сущности этих лет жизни, вернее – пребывания в Святилище науки, не могло проникнуться ею, а всё внимание обратило на внешность жизни и прострадало от внешних неудач, ни разу не вникнув, не углубившись, не уйдя с головой в изучение всего того, что давалось в руки… Эта тетрадь – упрек мне, белоручке и человеку внешности…

И другую ( тетрадь ) хочу я заполнить слабой работой моего мелкого ума и слабых неясных чувств…

Тебя, моя тетрадь, я все-таки благодарю – за практику в изложении мыслей…

Н.

Мне хочется, чтобы содержательной и значительной была эта тетрадь. То есть мне хочется, вернее, чтобы жизнь моя была содержательней и лучше прожитой. Это – трудно для меня. Во мне самой нет прочного основания для содержательности и значительности внутренней жизни. В натуре нет. Я – это пустой кувшин, да вдобавок еще – с большой трещиной. А трещина? Да трещина эта – моя бесхарактерность и «нервы». А гадость, в сущности, эти нервы! Ну и говорить об них нечего…

И что мне вздумалось – начинать с предисловием? Это уж совсем по-дамски. Надо было сразу: раз, раз… и готово. А то разъехалась – ах да ох!..

Ну – к делу. И вот – вместо предисловия:

«…С КАЖДОЙ СЕКУНДОЙ НАЧИНАЕТСЯ ДЛЯ НАС НОВАЯ ЖИЗНЬ». Это слова Д. – К. – Д. 284– и мне они очень помогают…

Ну, все-таки я не могу отделаться от предисловного тона. Пока оставлю. А то всё равно ничего не выйдет…

Палашка и Зинаида ( сестра ) ворчат вперегонки, а меня смех морит…

Получила письмо от Сони ( Юдиной ). Пишет, что дежурила за ( железнодорожным ) билетом – у городской кассы ( в Петрограде ). Преинтересно! Приходили со стульями, с газетами, книгами. Ночью сидели вокруг костров – или гуляли. По временам устраивались митинги – с горячими речами и оживленными спорами. Вот бы я так подежурила!..

А насчет моего рисунка: я послала ей ( нарисованное ) окно – с кусочком синего неба и веткой березы. Только Миша ( Юдин ) сказал, что «не выдержан рисунок ветвей у дерева…». Он верен себе – этот композитор-натуралист. И это – великолепно!..

Да, но вот – не великолепно… Я опять написала письмо Юрию ( Хорошавину ). О весне, о зелени, о Нестерове и о «бодрящем шуме леса»… Написала потому, что Зоюшка ( Хорошавина ) сказала, что у него, должно быть, скверное теперь настроение – судя по его письму… Ну и мне стало его так жаль!.. Но я не послала ( письмо ). И не пошлю, верно, до тех пор, пока снова с ужасающей (ну и слова – никак не могу от этих сентиментальных выражений отделаться. 20/IX. 1917. – Н. А. ) ясностью не встанут перед глазами слова последней строки его письма: «Пиши на досуге…» Ах, будет об этом! Лучше заняться газетой и Платоновым. Сейчас я остановилась в «Русском слове» 285на статье Карташёва 286о Святейшем Синоде и хочу прочесть у Платонова о «Духовном регламенте». А то что-то забылось…

Благо – теперь наши «девы» ушли в театр. Учениц у тети нет – она тоже в театре. А остальные хоть и дома, но как-то тихо и хорошо сейчас – располагает к занятиям.

Ну – почитаю…

Прочла и об учреждении Синода и статью Карташёва. Только я не понимаю, почему этот последний называет «ненавистным» «Духовный регламент»… Тогда ( при создании ) он был мерой, обеспечивавшею дальнейший ход реформ Петра Великого. Чему же все-таки мешает он теперь? Если история за двести лет шагнула так далеко в ходе событий, что «Регламент» потерял всякое значение для настоящего положения дел – кто мешает им ( Правительству ) признать его не отвечающим моменту и заменить другим? По-видимому, Церковь хотят сделать независимой, отдельной от государства, а там она как раз подчинялась государству… Ясно, что «Регламент» противоположен намерениям ( новой власти ). Но это – в порядке вещей. И чем кричать о том, что то – «ненавистно», а это – «гадко», а третье – «гниль и труха», указали бы лучше, что же может наилучшим образом заменить отжившие учреждения, что – живо и жизнеспособно?..