Виктор Бердинских - Тайны русской души. Дневник гимназистки

А впрочем, я в этих вопросах – как рыба, вытащенная из воды, и сколько ни стараюсь проникнуть в сущность дела, а всё – столько же понимаю, сколько свинья в апельсинах…

У меня есть скверное свойство: я читаю, а мысль уходит в это время в область мечтаний и совершенно посторонних читаемому дум. На время остановится на том, что я читаю, а потом – снова блуждает где-то. Теперь, например, – почти всегда около фантастического маленького домика, чуть не утопающего в цветущей сирени, перед которым расстилается чудесный ковер из шелковистой травы и золотых звезд одуванчиков. И мне очень трудно – чтоб не сказать больше – вернуться к тому, что я читаю в любой момент. Жаль ли мне расставаться с мечтами, потому что они так красивы, хоть и не всегда ясны, или почему-нибудь другому это происходит, но я не могу заставить себя вернуться к сознательному чтению. И поэтому – бесполезно это чтение совершенно…

Так досадно: мне никогда ничего не удается сделать – из того, что хочется сделать. И это от того, что я – нерешительный человек. У нерешительных людей столько времени уходит на колебания и обдумывания, что для выполнения не хватает уже времени. Так и я: прособираюсь – и ничего не сделаю. Вот хоть бы взять, что я собираюсь целую неделю прочесть газеты – до настоящего дня включительно, начав с 18 апреля. И до сегодня «сижу» на 20-м ( апреля ). Не смешно ли?..

И больно, и… Нет, не сладко, а горько. Что же это будет? Начнешь читать газеты – так сердце и заболит. Физически просто заболит, трудно дышать станет. Ох!..

Карташёв пишет, что «вся целиком подобрана Временным правительством та власть, которая выпадала постепенно из слабеющих рук царизма» и что «нет оснований думать, будто Временное правительство не обладает полнотой власти…». Мне кажется, наоборот: есть основания думать! Слух ли это был только, что Родзянко был под арестом два дня, которому подвергнули его солдатские и рабочие депутаты, или был какой-то «огонёк», обусловливавший этот «дым», – важно, что заронена мысль о том, что над Временным правительством властвует Совет рабочих и крестьянских депутатов, что он распоряжается их судьбами… Действительно, создается впечатление, что Временное правительство не обладает полнотой власти и что Соврисдеп в этом убежден и держит над ними свой кулак, рассуждая «своевременно или несвоевременно отобрать власть у Временного правительства и захватить ее в свои руки…».

Где же хваленое равноправие, где же свобода гражданина и неприкосновенность?! Тут – старое «право сильного», кулак, нетерпимость политическая старая… Да что же это?! У нас скоро из-под носу по клочкам разорвут всё наше – кровное, родное, а мы в это время с пеной у рта будем кричать – оттуда, и отсюда, и во все стороны – о том, что «мы требуем мира без аннексий и контрибуций» 287. Но честное слово: если всё так будет везде продолжаться, нас очень-очень скоро заставят выплатить контрибуцию и аннексируют себе то, что только не лень будет аннексировать… Нет, я не могу!..

А еще из Питера пишут, что «всё так хорошо, всё так прекрасно…». Что же они там – ослепли, что ли? Ведь если Мише и Соне ( Юдиным ) простительно до сих пор носить очки увлечения и преклонения перед «волей народа», так неужели и Алексей Николаевич ( Юдин ) разделяет и теперь это заблуждение? Хотела бы я знать… «Воля народа». Это – большое слово. Но вот он встал – свободный и темный народ – и начинает размахивать руками, как в ночи, сокрушая всё, что попадет под руку, хотя потом, на рассвете, он, может быть, заплачет горькими слезами над кой-чем из разбитого; угрожает кулаком всякому, кто хочет ему что-нибудь сказать, кричит: «Я так хочу!», «А этого не желаю!» и «Ты мне не смей указывать, потому – свобода!»…

И вот она теперь – «воля народа». Но когда настанет рассвет – что же увидит этот народ? «Не надо школ!», «Долой учителей!», «Какое им жалованье?!» – кричит он теперь много– много где. Так откуда же придет свет? Откуда встанет солнце? Ведь принуждать нельзя, если человек чего не хочет. Но, право, странно это противоречие: «принуждать нельзя», «насиловать волю – это путь старого режима», а сами хотят «заставить немцев» согласиться с собственными мнениями; «заставить» тех, кто сколько-нибудь расходится с ними во мнениях или суждениях, – переменить свои убеждения. Кричат о свободе совести и политической терпимости – и действуют наоборот. Нехорошо…

Вот теперь здесь хоть до… (прямо – Бог знает до чего!) доводят свой протест и свою ненависть к так называемым «приверженцам старого режима». Но – странно это! Претендуют на звание интеллигентов – и игнорируют самые прочные, основные психологические законы. Должны быть – эти «приверженцы», и ничего постыдного в этом нет. Гораздо позорнее быть «флюгером» и «попугаем» или менять убеждения, как перчатки. Да что: у иных перчатки целую сотню убеждений переживут…

Ну – будет. Зарапортовалась…

Вчера ( 13 мая ) вечером было так хорошо – тихо и ясно на душе. Я берегу такое настроение…

Как только пришел Вшивцев и начались Катины «речи» (если она повысит голос, так уж без всяких интонаций: как горох – сыплет, сыплет и сыплет), ушла сюда, к себе, и просидела часа полтора – у окна…

Небо было такое свежее и тянуло к себе – в голубую ясность. Загорались звезды – бледные и чистые, мерцающие, нежные, ясные. Они светились и точно переливались. Выглядывали из-за тонких веточек березы, и казалось, будто капли росы дрожат и вот-вот упадут голубыми, светлыми огнями. А с другой стороны – золотой, блестящий двурогий месяц потихоньку передвигался по голубому полю…

И вот когда вспомнились мне слова (кажется, Державина):

Только эфир не был особенно темным. Но вообще – так ясно было в душе выгравировано:

Зачем?!.

Получила сегодня письмо от Юдиных. И оно оставило такое неопределенно-расплывчатое впечатление, что я даже недоумеваю: можно ли назвать это впечатлением? Дело в том, что это даже не письмо, а одна из обычных юмористических историй – с необыкновенными приключениями. Но мне она показалась на этот раз настолько ненужной и настолько не комичной, что не вызвала ни одной тени улыбки, а только одно недоумение. По-моему, на этот раз юмора в этих картинках нет. Даже странно, что они писали эту историю все трое, а «академик Рылов просмотрел и одобрил»… Или изменилось мое отношение к таким произведениям? Я еще не могу этого понять…

Прочла о Нестерове коротенький очерк в «Ниве» 290за 1907 год (№ 20). Я терпеть не могла раньше этого Нестерова. Но он – такой поэт весны и первой зелени, чуть распускающихся листочков и раскрывающейся для красоты души. (Об этом и писала я Юрию ( Хорошавину )…) И так кстати автор привел слова А. Толстого: