Франсуа Блюш - Людовик XIV

И не нужно удивляться, если отец Кенке (театинец), Фромантьер и Массийон были приглашены три раза, а дом Косм (из ордена фельянов) и аббат Боссюэ — четыре раза, Лебу (ораторианец) — более пяти раз, Деларю (иезуит) — более девяти раз, Маскарон, Бурдалу и Гайяр — двенадцать раз, а может быть, и более. Дело в том, что Людовик XIV чувствовал неловкость при появлении новых лиц. Он не любил изменять привычкам и остался им верным. Кроме того, королю нравятся, как и его подданным, пышные, повторяющиееся периоды в торжественных проповедях. Ораторы этим пользуются, в первую очередь Бурдалу. Они произвольно включают некоторые намеки во вводную часть проповеди и в длинный комплимент завершающей части, а что касается самой сути проповеди, то они ее повторяют иногда буквально слово в слово.

Комплименты увязываются с актуальными событиями. Они прославляют монарха, его победы, его завоевания, заключенные договоры, а также эдикт о регалии, преследования протестантов, отмену Нантского эдикта. Этот победоносный пафос в духе времени, гармонично сочетающийся с блестящим двором, способствовал, как нам кажется, росту чванства и потере чувства меры. Этот пафос был фактически сбит, с одной стороны тактичностью короля и придворных, которые умели in petto (в душе) отличать обычную риторику от пропаганды, а затем и самим оратором, который умело «католицизировал» славу наихристианнейшего, обращая ее к Богу. Комплимент, которым Флешье закончил свою проповедь 1676 года, является блестящим образчиком этого красноречия ad usum regis (предназначенного для короля):

«Ты, Господи, который владеешь сердцами королей и который, согласно Писанию, даруешь спасение королям, щедро осыпаешь милостями того, кому я только что поведал о Твоих истинах; он предпочитает, чтобы я возносил Тебе молитву, а не возносил ему хвалу; он воссылает Тебе всю свою славу, ибо она, исходя от Тебя одного, и должна принадлежать только Тебе одному. Если король дает мудрые советы, то эта мудрость исходит от Тебя одного; если предпринятые им действия приводят к успеху, то это Твое Провидение руководит его действиями; если он одерживает победы в войнах, это потому, что Ты указываешь ему правильный путь и ему покровительствуешь, это Твоя длань возлагает на него корону в стране, одаренной счастливым процветанием, которым Ты удостоил его царствование; нам остается только попросить о том, о чем сам король молит Тебя каждый день: о спасении его души. Ты укрепил трон монарха против стольких врагов, объединившихся в союз, чтобы сразить его; укрепи его дух против стольких соблазнов, которые его окружают. Ему надлежит одержать победы более славные, чем те, которые он одерживает, и Ты, Господи, можешь увенчать его короной во много крат более ценной, чем та, которую он носит. И ему будет мало того бессмертия, которое все века ему обещают, если у него не будет того, которое Ты один можешь ему даровать и в мире вечном. Подкрепи, Господи, его великие монаршие добродетели такими же великими христианскими добродетелями; открой, Господи, еще больше простора в его душе для благочестия, которым Ты его наделил, и пусть свершится воля Твоя, чтобы он стал таким же святым, каким Ты сподобил его стать великим, чтобы после того, как он долго и успешно царствовал благодаря Тебе, Господи, он смог бы царствовать во веки рядом с Тобой» {3}.

Лучшего комплимента никто не адресовал Людовику XIV — ни Маскарон, прославлявший заключение Нимвегенского мира на празднике Всех Святых 1679 года, ни Бурдалу, восхвалявший Рисвикский мир на Рождество 1697 года и превративший свой изумительный заключительный комплимент в «прощание с королем» и в прощание с «большими проповедями» {195}. Но многие другие придворные проповедники также произносили очень смелые речи. Циклы проповедей, которые читались по случаю поста, начинались с проповеди, приуроченной к Сретению; она, естественно, посвящена моральной чистоте. Циклы, связанные с рождественским постом, начинаются с проповеди, посвященной празднику Всех Святых и обычно призванной воспевать святость. Но до 1683 года проповеднику трудно прославлять святость и чистоту, ибо в его речах слушатели всегда стараются уловить разные намеки на некоторые эпизоды из частной жизни короля, которая была в то время далека от святости и непорочности. Никогда церковные проповедники, даже Боссюэ, не помышляли быть или даже выглядеть цензорами короля. Они просто пользовались (но не злоупотребляли) «привилегией амвона». Эта привилегия состоит в том, чтобы позволить себе говорить о честолюбии, о гордости, даже о прелюбодеянии под предлогом, что проповедь произносится во внутренней дворцовой церкви в присутствии гордого и нарушающего супружескую верность короля. А уж дело монарха — услышать прямо сказанное или подразумеваемое и изменить или не изменить свое поведение. А дело придворных и парижан — не выискивать намеки на критику личной жизни там, где автор проповеди не собирался их делать. Часто вспоминают о проповеди во время пасхального поста 1680 года, «проповеди Бурдалу, который никогда никого не щадит, выпаливая правду без удержу, говоря о супружеской неверности: спасайся кто может, он идет напролом» (мадам де Севинье); но здесь уместно напомнить о том, о чем маркиза хорошо знала: никогда Бурдалу не посмел бы, произнося свои проповеди перед королевой в отсутствие короля, высказывать какие-либо намеки, задевающие последнего.

В общем, Людовик XIV предоставляет проповедникам ту же свободу, что и своим духовникам. Он им отказывает в праве критиковать свою политику; он допускает осуждение своих нравов, но при условии, что они будут сдержанными и учтивыми, четкими и краткими. Intelligenti раиса (умный поймет с полуслова). Двор понимает, что Маскарон вызвал неудовольствие тем, что во время пасхального поста 1675 года высказал с амвона суждение о завоевателях. Но за шесть лет до этого тот же Маскарон совершил — безнаказанно — еще большую дерзость во введении к своей проповеди «О Слове Божием»:

«Сильные мира сего и короли редко слышат правду. Мы же стремимся направить их на путь истины, а не ожесточить, и даже Священное Писание, которое приказывает нам возвещать правду владыкам мира, предписывает щадить их; мы знаем также, что Натан, который должен был поведать Давиду о его супружеской измене и о совершенном им убийстве, использовал для этого различные окольные пути, подсказанные ему Святым Духом; в силу всего этого правда открывается им с предосторожностями, которые сильные мира сего должны заметить» {195}.

Эти слова были произнесены в 1669 году, а в 1671 году Людовик назначил Маскарона епископом в город Туль.

С 1661 по 1715 год король прослушал — с большим вниманием до 1682 года и с благоговением после этого — более тысячи предрождественских и предпасхальных проповедей. Двор знает, что у него есть привычка «внимательно слушать оратора, опершись подбородком на набалдашник своей трости, скрестив предварительно на нем свои руки» {195}. Мадам Елизавета-Шарлотта рассказывает, как Людовик XIV сосредоточенно слушает проповедника. «Сидеть рядом с королем на проповеди — большая честь, но я охотно уступила бы свое место, так как Его Величество не дает мне возможности вздремнуть: как только я начинаю клевать носом, он подталкивает меня локтем и будит меня» {87}(1695).