Франсуа Блюш - Людовик XIV

В век, когда многие священнослужители отвернулись от святого Фомы, познакомившись со святым Августином {2}, «мифическая ересь янсенизма» {42}была не что иное, как августинизм, заимствованный у самого Отца Церкви, а вовсе не у Лютера и не у Кальвина. «Необъяснимая и неиссякаемая тайна благодати, — писал Сен-Симон, — столь же непостижима для нашего сознания и так же не поддается объяснению, как и тайна Троицы; она стала камнем преткновения в Церкви с тех пор, как система Святого Августина, едва возникнув, отыскала в ней противоречия» {94}. Еще до наступления периода средневековья, когда христиане, соприкасаясь со святыми, думали почти всегда о спасении всем миром, Янсений, Сен-Сиран, Пор-Рояль находят у Августина дорогу к индивидуальному спасению: хотя и слаб грешный человек, но есть чудо ниспосланной благодати. Святой Павел и святой Августин, по мнению мадам де Севинье, — добрые труженики, «призванные открывать нам верховную волю Господа, не колеблясь утверждают, что Господь поступает со своими творениями как гончар: одних отбирает, другие отбрасывает. Им нисколько и не нужно стараться, чтобы доказать Его справедливость, ибо нет справедливости кроме Его воли. Его воля — сама справедливость, сам закон» {96}. Эти суровые тайны, кажется, не очень волнуют маркизу. То, что иезуиты XVII века или аббат Бремон называли янсенистским пессимизмом, есть не что иное, как следствие ошибочности восприятия этого течения. Отсутствие веры в человеческие силы не имеет ничего общего с пессимизмом: это признание того, что Блез Паскаль называет «нищетой человека без Бога». Подобная точка зрения приобщает к учению о благодати, внушает уважение к всемогуществу Господа и его бесконечной милости. Спасая человека, Господь делает его самым оптимистичным из всех верующих. Божественное предопределение укрепляет верующего. «Янсенисты ищут спасения со страхом и трепетом, склоняясь к покаянию перед непостижимым величием Господа, в надежде прощения и вечного блаженства» {208}.

Это предопределение, которое августинцев укрепляет, кажется иезуитам ересью отчаяния. Даже если советникам молодого короля — отцу Аннй, епископам Маркй и Перефиксу — не присущ лаксизм вычурных казуистов и ненависть некоего отца Бризасье, автора «Разоблаченного янсенизма» (1651), они все же являются противниками Пор-Рояля и друзьями ордена иезуитов. Советники короля укрепляют Людовика XIV в его недоверии к янсенистам. В «Мемуарах за 1661 год» Людовик отводит Пор-Роялю этот краткий параграф: «Я приложу все силы, чтоб сокрушить янсенизм и уничтожить сообщества, где подпитывается это новое мировоззрение, имеющее, может быть, в основе и добрые намерения, но которое не учитывает или не хочет учитывать те опасные последствия, которые из него могут проистекать» {63}.

Королевское неприятие янсенизма не пройдет до самого конца его царствования. Нападки со стороны иезуитов будут часто способствовать росту этой неприязни. Орден иезуитов ненавидит клан Арно. Он защищает своих казуистов. Оставаясь верным философии Аристотеля и Фомы Аквинского, он ставит в вину Пор-Роялю принятие учения Декарта. Несмотря на то, что иезуитские коллежи добиваются большого успеха, проповедуя всюду религиозный гуманизм, орден испытывает чувство ревности к «маленьким школам», репутация которых выходит за рамки реального влияния, которое они оказывают. В 1661 году Людовик еще не забыл наглость некоего Паскаля, который адресовал семнадцатое и восемнадцатое из своих «Писем к Провинциалу» (1657) отцу Аннй, духовнику Его Величества. Но тот, кто попытался бы объяснить антиянсенистскую политику Людовика XIV влиянием его духовников, проявил бы узость мышления. Даже когда орден иезуитов сильно расширил ареал своего влияния, когда в 1709 году отец Летелье будет оказывать давление на совесть монарха, король останется свободным в принятии своих решений.

Иногда причиной неприятия королем Пор-Рояля считается морализм этой школы: он служил бы постоянным укором для короля, нарушающего супружескую верность. Но эта точка зрения малоубедительна. На самом деле Церковный мир с 1668 по 1679 год, позволивший янсенизму существовать и даже развиваться, совпадает с самыми явными королевскими эскападами. Когда же вновь возобновляются преследования в 1679 году, начинается период возвращения короля к тихой семейной жизни. На самом деле король занимает серединную позицию между двумя крайностями в области морали: лаксизмом и ригоризмом; это позиция «среднего голоса», как выразился Боссюэ в речи, произнесенной по поводу смерти Никола Корне: «Надо идти посередине» {14}.

Политические причины влияют также и на религиозные чувства. Ришелье и Мазарини враждебно относились к Пор-Роялю, философия которого отрицала государство, строилась на идеализме, отвергающем любой гражданский компромисс. Янсенистская утопия, очень далекая от того, что часто называют «политическим августинизмом», мешала обоим кардиналам, сторонникам прагматического подхода, так же как теперь она мешает их ученику — эмпирику и реалисту Людовику XIV. К тому же для короля янсенизм неотделим от Фронд: парламентской Фронды, в которой сторонники Пор-Рояля были слишком многочисленны; и Фронды принцев с мадам де Шеврез и мадам де Лонгвиль. Пор-Рояль же остерегается стать на ту или иную сторону; но слишком многие фрондеры были связаны и в 1649 году, и даже после 1652 года со знаменитым аббатством.

«Король был предубежден, — пишет Расин, — что янсенисты не благорасположены к нему лично и к его государству, и они сами, не подозревая этого, внушили ему эти чувства из-за контактов, хотя и невинных, с кардиналом де Рецем и из-за того, что они с чисто христианской простотой, по справедливости, принимали многих лиц, удаленных от двора или впавших в немилость и прибывающих в Пор-Рояль искать утешения, а иногда даже предаться покаянию» {89}. Ученики Сен-Сирана вызывают у короля не меньшее раздражение. Король может простить янсенистам-епископам их рефлектирующую религию, не такую оптимистическую, как религия их собратьев; но он не потерпит, что у них нет твердых галликанских убеждений: дело «Регалии» это подтвердит.

Сторонники Пор-Рояля особенно беспокоят или даже выводят из себя Людовика XIV из-за удивительной сплоченности. Они привыкли к подпольным действиям, к «секретным повадкам», которые развиваются из-за преследования. В письмах де Саси к Антуану Арно матушка Аньес названа «Малышкой», а Лансело — «Ладаном», Арно д'Андийи фигурирует под номером 900, а Анри Арно — под номером 905. {28}Они вызывают раздражение своей назойливостью и назиданиями, образуют секту, капеллу, полусекретное, едва заметное общество, религиозные и светские щупальца которого охватывают все провинции, проникают в каждую социальную группу. Они есть даже при дворе и в правительстве в лице Арно де Помпонна. Их влияние так сильно среди судейских, что оно похоже на внедрение в государственные службы; inde irae — отсюда и гнев. В одном лишь судебном ведомстве 40 000 должностных лиц могут быть заражены их влиянием, если король не примет меры. А ведь здесь выпочковывается высшая администрация интендантов и министров.