Вадим Дамье - Стальной век: Социальная история советского общества

Крестьянские выступления жестоко подавлялись войсками и силами безопасности. Тем не менее, сопротивление деревни заставило власти сде­лать вид, что они пошли на попятную. В марте 1930 года, когда в колхозы были загнаны до 60% крестьян, Сталин опубликовал в «Правде» статью «Головокружение от успехов». Он утверждал, что «нельзя насаждать кол­хозы силой. Это было бы глупо и реакционно». Он списал весь террор про­тив крестьянства на «перегибы» чиновников, у которых «закружилась го­лова от успехов» [309]. На места была послана директива о смягчении курса, в которой признавалось угроза «широкой волны повстанческих крестьян­ских выступлений» и уничтожения «половины низовых работников» [310].

Верный своей излюбленной тактике, Сталин предпочел после первого рывка чуть-чуть отступить назад, не меняя общего курса по существу.

Официально крестьянам разрешили выходить из насильственно создан­ных колхозов; к осени 1930 г. в них остался лишь 21% крестьян [311]. После этого власти прибегли к «экономическим» мерам принуждения. «Едино­личники», то есть не вступившие в колхоз, должны были платить колос­сальные налоги, имущество тех, кто был не в состоянии платить и отказы­вался присоединиться к колхозу, конфисковывалось. В результате в 1932 году, по официальным данным, было «коллективизировано» более 60% кресть­янских дворов с охватом свыше 70% крестьянских площадей, что означа­ло «перевыполнение пятилетки в три раза» [312].

За упомянутую Сталиным «необходимость» было заплачено не только миллионами человеческих жизней, но и сельскохозяйственной катастрофой. «Сплошная коллективизация, проводившаяся методами Пришибеевых, ввергла народное хозяйство в состояние давно небывалой разрухи: точно прокатилась трехлетняя война, захватившая целые села, районы и округа», - отмечал сосланный в Сибирь большевик Ф.Дингельштедт [313].

Валовый сбор зерна, составивший в 1930 году 830 миллионов цент­неров, упал в два последующих года ниже 700 миллионов, производство сахара упало с 1929 года более чем в 2 раза, число лошадей сократилось на 55%, поголовье рогатого скота - на 40%, число свиней - на 55%, овец - на 66% [314]. Множество домашних животных погибли просто из-за того, что для содержания их большими «коллективизированными» стадами не было ничего подготовлено, или из-за конфискации запасов кормов государст­вом. Большое количество скота было зарезано самими крестьянами, кото­рым было нечего есть. Миллионы людей гибли от голода.

Для созданных колхозов устанавливались чрезвычайно высокие, поч­ти невыполнимые планы сдачи хлеба государства. В результате изымались не только излишки хлеба, но и зерно для посевов, а также съестные при­пасы, необходимые для пропитания самих крестьян. Для «выбивания» хлеба в деревню были отправлены чрезвычайные комиссии, войска. В ав­густе 1932 года был принят закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социа­листической) собственности» [315], получивший в народе название «закона о колосках». Согласно ему, крестьяне и даже дети, собиравшие в поле опав­шие колоски или взявшие кочан капусты, приговаривались к десятилетнему заключению. За более крупную «кражу» полагался расстрел. Только за пять месяцев после принятия закона были осуждены 55 тысяч и расстре­ляны 2100 человек [316]. В стране вспыхнул массовый голод, унесший, по некоторым подсчетам, 5-8 миллионов человеческих жизней [317]. Вымирали целые деревни и села.

Особенно трагическое положение сложилось на Украине, в Поволжье и на Северном Кавказе. «...В страшную весну 1933 года... я видел умирав­ших от голода, видел женщин и детей, опухших, посиневших, еще дышав­ших, но уже с погасшими, мертвенно равнодушными глазами, и трупы, десятки трупов в серяках, в драных кожухах, в стоптанных валенках и постолах... трупы в хатах - на печках, на полу - во дворах на тающем сне­гу в старой Водолаге, под мостами в Харькове...» - вспоминал писатель Лев Копелев [318]. Люди съедали домашних животных, древесную кору, ино­гда доходили до людоедства. Многие кончали жизнь самоубийством, не выдержав мук голода. Некоторые пытались бежать в города: их ловили заградительные отряды.

В то же самое время верхи общества кичились своим благополучием. Украинский писатель В.Сосюра вспоминал о голоде 1933 года: «Мы, полу­голодные, стоим у окна писательской столовой... а жена одного известного писателя... стоит над нами на лестнице и с издевательским высокомерием говорит нам:

- А мы этими объедками кормим наших щенков» [319].

Массовый голод приводил к взрывам отчаяния, бунтам и протестам. Их история до сих пор детально неизвестна. Но некоторые отрывочные данные, приводимые историком О.Хлевнюком, позволяют представить себе общую картину. Например, в апреле 1932 г. 400-500 жителей Борисова (Белоруссия) разгромили хлебные склады и организовали демонстрацию к казармам. Забастовки и массовые волнения произошли и в других районах области, рабочие готовили поход на областной центр. Власти произвели массовые аресты «антисоветских элементов» и руководителей забастовок. В мае 1932 г. около 300 женщин в селе Устиновцы под Полтавой подняли черный флаг, остановили поезда попытались захватить на станции выве­зенный хлеб. Напав на железнодорожные станции и склады, удалось от­бить хлеб и зерно крестьянам соседних деревень Часникова, Лиман, Фе- дунки и других [320]. Крестьяне пытались уйти от голода и смерти. Они бе­жали в город, устраивали фактические забастовки («волынки»), массами выходили из колхозов. Снова вспыхивали крестьянские восстания. По не­полным данным властей, в период последнего квартала 1931 г. и первого квартала 1932 г. в массовых крестьянских протестах участвовали более 108 тыс. человек, а только за 2 первых квартала 1932 г. было отмечено более 1,5 тысяч выступлений [321]. Подавить движение удавалось лишь с огромным трудом.

Пока население голодало, власти увеличивали вывоз хлеба за границу. В апреле 1931 г. сталинский режим заключил договор с Германией о про­даже ей зерна и золота в обмен на крупные денежные кредиты и постав­ки промышленного оборудования [322](около половины всех импортируе­мых станков ввозилось из Германии). Советский Союз вышел на первое место в мире по ввозу оборудования. Одним из источников финансирова­ния этих закупок стал экспорт зерна за границу, который увеличился с 262 тыс. т. в 1929 г. до 4,8 млн. т. в 1930 г. и 5,2 млн. т. в 1931 г. Даже в голодные 1932 и 1933 г. было вывезено по 1,8 млн. т. зерна [323]. Экспорт зерна продолжался и в последующие годы, хотя и в меньших объемах, прежде всего - в Германию. При этом снабжение продовольствием совет­ского населения оставалось крайне недостаточным...

Создаваемые гиганты тяжелой промышленности требовали большого количества рабочих рук. «Раскулаченные» и сосланные крестьяне исполь­зовались как даровая рабочая сила на индустриальных стройках, на добы­че золота и т.д. С конца 1920-х годов началось массовое переселение мил­лионов лишенных земли сельских жителей в города; миллионы людей работали на «сезонных» стройках. Всего с 1926 по 1939 гг. городское на­селение увеличилось на 30 млн. человек, из которых 23-25 млн., по оцен­ке французского историка Н.Верта, были крестьянами, ушедшими из де­ревни [324]. Все это приводило к чудовищной нехватке жилья в крупных го­родах - «жилищному кризису». Власти пытались контролировать этот процесс, отказывая крестьянам в выдаче паспортов (введены в 1932 году) и вводя систему прописки.