Сергей Кургинян - Стрелков и другие. Анатомия одного стратегического конфликта

Предположим далее, что вы получаете… ну, скажем, десять тысяч заявок. Какой процент из этих виртуальных десяти тысяч реально приедет в Ростовскую область для того, чтобы перейти границу, получить оружие и начать сражаться? Может быть, сто человек приедет. А может быть, и меньше. Но ведь не десять тысяч!

Впрочем, поставленного в Донбасс оружия хватило бы и на всех виртуалов, заявлявших о своем желании участвовать в сражении с бандеровцами. Повторяю, к июлю 2014 года на территории Донбасса, сражающегося с бандеровской хунтой, оружия было предостаточно. А вот семидесяти тысяч граждан Донбасса, готовых взять это оружие и дать отпор бандеровцам, не было. Не было и половины. И это все понимают.

Говоря о семидесяти тысячах, которые должны бы были встать в ряды бойцов, дающих отпор бандеровцам, я исхожу из элементарных выкладок. В мирное время в армии должен служить примерно один процент населения. Если население России — 130 миллионов человек, то в армии должно быть 1,3 миллиона человек. Если население Украины — 38 миллионов, то армия должна составлять 380 тысяч. Если население Приднестровья — 700 тысяч, то армия должна составлять 7 тысяч. Население Донбасса — около семи миллионов человек. Соответственно, в армии мирного времени, защищающей тот самый суверенитет Донбасса, который был провозглашен на референдуме, должны были служить около семидесяти тысяч человек. А поскольку время-то в Донбассе отнюдь не мирное, то она могла бы быть в несколько раз больше. В том же Приднестровье, например, резерва, который может быть мобилизован на случай нападения молдавских нацистов, порядка двенадцати тысяч.

Очень часто народная армия, защищающая суверенитет своего Отечества от нападения врага, убежденного в том, что надо беспощадно расправиться с «сепаратистами», «экстремистами» и так далее, включает в себя чуть ли не всех боеспособных мужчин, проживающих на территории Отечества. Повторяю, это имеет место в случае, если граждане дорожат своим Отечеством и понимают, что Отечеству угрожает именно такой враг — готовый к далекоидущим действиям с тем, чтобы беспощадно подавить проживающие на территории этого Отечества силы «экстремистско-сепаратистского зла».

За примерами далеко идти не надо. Тот же Карабах. Те же Абхазия или Осетия. Подчеркиваю, речь идет не о том, сколь велика страна, желающая себя защитить. И не о том, сколько на ее территории проживает минимально боеспособных мужчин (а в определенных случаях и женщин). Речь идет о том, какой процент жителей готов подключиться к вооруженному сопротивлению посягательству на свое Отечество.

А ведь с момента референдума, проведенного в Донецкой и Луганской областях, территория, заявившая о своем отделении от Украины, стала для ее населения Отечеством. И неважно, каково имя этого Отечества — Новороссия или Донбасс. Важно, что это Отечество. И что проживающие на его территории понимают: бандеровцы будут кроваво подавлять их волеизъявление. И отстоять его можно, только разгромив бандеровцев в реальных боях, принося реальные и немалые жертвы. И так далее.

Я восхищен героизмом тех, кто решился пойти на реальную войну с реальным врагом, совершал реальные подвиги, реально пострадал на этой войне. Более того, и число пришедших на эту войну, и их мужество, и их воинское мастерство позволило добиться главного. Бандеровцы и их охвостье — пресмыкающиеся перед бандеровцами политики типа Порошенко, Турчинова или Яценюка — были посрамлены именно этими благородными и мужественными добровольцами. Которые сорвали блицкриг в Донбассе, на который рассчитывал обезумевший Киев, вообразивший, что он волк, а ему на Юго-Востоке Украины противостоят омоскаленные трусливые овцы.

Целых два месяца — с конца апреля по конец июня — ополченцы, сопротивлявшиеся бандеровской хунте, проявляли стойкость в условиях, когда они и впрямь были не только относительно малочисленны, но и плохо вооружены. Честь им и хвала! Весь вопрос в том, почему они были столь малочисленны не только на протяжении этих двух месяцев, когда это можно было хотя бы отчасти объяснить нехваткой оружия, но и потом.

Ходячие мертвецы любят говорить о том, что виной всему донецкое и луганское быдло. Ходячие мертвецы всегда называют свой народ быдлом. И перекладывают на него ответственность за собственную бездарность. Ровно этим занимались и белогвардейцы в Гражданскую войну, проигранную ими именно в силу такого безвольного, брезгливого, импотентного по своей сути подхода. И власовцы, вышвырнутые вместе с другими белогвардейскими нацистскими холуями, тоже ссылались на никчемность народа, его паскудную осовеченность. А еще на это ссылались гностически ориентированные писатели, такие как Михаил Булгаков с его «Собачьим сердцем» и прочими изысками. Кстати, о гностических изысках Булгакова говорю вовсе не я один. Тем, кто сомневается, предлагаю прочитать, например, работу И. Ф. Бэлзы «Генеалогия «Мастера и Маргариты».

Фраза Бородая о Донбассе «тухляк, надо сваливать» вполне уместна в устах какого-нибудь глумливого поклонника Воланда. И поверьте мне, это не случайно. Не волею случая, а по иным причинам, в живом и благородном ополченческом движении завелись ходячие мертвецы, не способные вести за собой народ. Потому что ведут за собой народ только носители живого духа, а не представители глумливой полувоенной богемы, исповедующей гностическую ненависть к хиликам, они же — хамы, они же — шариковы, они же — совки. И отторгаемые народом, чующим их мертвый дух за версту.

Где этот мертвый дух, там и всё остальное. Идеологическое бесплодие. Военная бездарность. Психопатия, граничащая с очень серьезным психическим нездоровьем. Приверженность всем коммерческим соблазнам, сколь бы грязны они ни были. И, наконец, прямое предательство.

Я твердо знаю, что Стрелков уходил из Славянска — сдавая половину той территории ДНР, которую контролировали ополченцы, — по собственной воле и сообразуясь с весьма специфическими мотивами своего «собогемника» по фамилии Бородай. Я знаю столь же твердо, что, придя в Донецк, «собогемники» намеревались а) сосредоточить всю военную власть в своих руках и б) сосредоточив ее, бежать из Донецка. И не один я всё это знаю. В том-то и состоит закавыка, что знаю это вовсе не я один. Но почему-то говорить об этом решаемся фактически только я и мои соратники.

Так что же происходит с обществом, которое молчит по поводу того, что очевидным образом требует накаленного публичного обсуждения? Почему молчат наши военные? А кое-кто из них даже пытается доказать невозможное — что отступление из Славянска было прологом к будущему наступлению, закончившемуся согласием Киева на переговоры с Донецком.