Коллектив авторов - Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность

В действительности, нельзя отрицать, что СССР оказал влияние на формирование правительств в освобождаемых странах, однако в большинстве из них установившийся строй после вступления советских войск характеризовался намного большей свободой по сравнению с политическими режимами, существовавшими в этих странах до начала Второй мировой войны. За исключением Чехословакии и в какой-то степени Югославии, во всех странах Восточной Европы действовали авторитарные режимы фашистского типа. Однако в условиях изначально существовавших и действовавших в ходе войны противоречий интересов между великими державами союзников, жестким геополитическим и идеологическим соперничеством, вызревавшей и готовившейся Западом еще в рамках действовавшей антигитлеровской коалиции «холодной войны» не менее явные, но еще более циничные формы политического контроля в своих «зонах ответственности» реализовывали и США, и Великобритания. Однако западная историческая пропаганда лицемерно предъявляет обвинения во вмешательстве лишь советской стороне. СССР изначально не стремился к установлению коммунистических режимов в восточноевропейских странах, а лишь лояльных, дружественных, не представлявших для себя военной опасности. Реализованный сценарий оказался всего лишь результатом закономерной логики «холодной войны», навязанной Западом лежавшей в руинах советской стране, в надежде на то, что она надорвет свои силы в конфронтации, в условиях висящей дамокловым мечом военной угрозы и вызванной ею гонки вооружений. Тем не менее, на волне антикоммунизма и эти мифы, в контексте внедрения идеологемы «правого и левого тоталитаризма», стали внедряться в сознание россиян. Более того, активно стали продвигаться попытки приравнять советский и нацистский режимы, Сталина и Гитлера, коммунизм и фашизм. В 2009 г. ОБСЕ приняла «вильнюсскую» резолюцию, официально приравнявшую «сталинизм» и нацизм.

Все это происходило в сложном внутрироссийском контексте, оставлявшем российскую историческую память практически незащищенной перед массированным воздействием технологий, использовавшихся Западом в рамках ведущейся против России и никогда не прекращавшейся информационной войны. Длительное время, особенно в 1990-е годы, невнятность идеологической позиции российского руководства, стремление «дружить» и угодить Западу, готовности российской элиты «вписаться» в «европейские ценности» и структуры приводили к такой же невнятности в проведении исторической политики, в том числе в области трактовок истории Второй мировой войны.

Либеральные эксперименты в системе образования, в частности, допущение многовариантности трактовок, приводили к тому, что в ряде школьных учебников протаскивались откровенные фальсификации и антинациональные мифы об истории Великой Отечественной войны. Аналогичные процессы шли в киноискусстве, литературе, где свободой творчества оправдывались сюжеты и образы, в негативном ракурсе показывавшие советскую страну в той войне и не имевшие ничего общего с историческими реалиями. А ведь именно эти источники информации становились, особенно для младших и средних поколений, главными источниками знаний (а точнее, представлений) о событиях Великой Отечественной войны. Так, по данным репрезентативного социологического исследования «Великая Отечественная война в исторической памяти народа», проведенного Социологическим центром Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации в ноябре 2004 г. в 18 субъектах Российской Федерации, если в среднем из обучения в различных учебных заведениях эти знания получали около 2/3, то в трех возрастных группах от 18 до 60 лет – до 4/5 опрошенных; из кинофильмов, театральных постановок – в среднем чуть менее 60 % (в возрастной когорте 40–49 лет – почти 70 %), из художественной литературы о войне – в среднем 48 % (от 30 до 59 лет – более 50 %). Все остальные источники информации и близко не приближались к этим показателям (даже СМИ – в среднем около 1/3 респондентов; посещение музеев – менее 1/3). Характерно, что место «живой памяти» в ряду источников информации о войне закономерно сокращается от старших к младшим поколениям. Так, если для лиц 60 лет и старше семейные архивы назвали таким источником 17,4 % респондентов, то в возрасте 18–24 лет – лишь 3,7 % (почти в 5 раз меньше!). Рассказы родителей, знакомых, друзей также среди источников такой информации занимали относительно небольшое место (в среднем около 40 %), а для младших возрастных категорий – немногим больше 20 % [580].

По данным опроса ВЦИОМ (2007 г.), при том, что большинство россиян (около 70 %) интересовалось отечественной историей и считают, что знают ее, лишь треть может более или менее верно назвать основные даты Великой Отечественной войны, и менее 50 % в возрасте до 24 лет могут назвать точную дату ее начала. При этом во всех возрастных категориях в оценке той войны россияне сходятся во мнении: Великая Отечественная война и величайшая трагедия, и величайший триумф в российской истории, событие, которое не оставляет равнодушными и заставляется интересоваться (хотя и по-разному) россиян во всех возрастных категориях [581].

Как же оценивают россияне действия Красной Армии в 1944–1945 гг. за границей, когда, освободив свою землю, она вступила на территорию сопредельных государств? В 2009 г. был проведен опрос сторонников различных партий по поводу их оценок этого события. «Скажите, с каким из двух представленных на карточке суждений и мнений Вы согласны в большей мере? Суждение 1: Разгромив фашистских агрессоров, Советский Союз не только отстоял свою свободу и независимость, но и сыграл решающую роль в избавлении народов Европы и Азии от угрозы фашистского порабощения; Суждение 2: Для народов Восточной Европы победа Советского Союза означала смену одной оккупации другой». В среднем по всем категориям опрошенных дали следующие ответы: 1. «Безусловно, больше согласен с первым суждением» – 49 %. 2. «Скорее с первым» – 21 %. 3. «В равной мере согласен с первым и со вторым» – 15 %. 4. «Скорее со вторым» – 5 %. 5. «Безусловно, больше согласен со вторым суждением» – 4 %. 6. «Затрудняюсь ответить» – 6 %. Таким образом, с тем, что Красная Армия осуществляла Освободительную миссию, сочли 70 % опрошенных (21 % из них – с некоторыми сомнениями), остальные либо колебались, занимая невнятную позицию (и освобождение, и оккупация), либо не знали, как оценить (6 %), а около 9 % расценивали как оккупацию. Интересно, что данные по сторонникам «Единой России» практически полностью совпали со средними показателями, тогда как левая и правая политическая поляризация четко проявилась и в тенденциях ответов по данному историческому вопросу: электорат КПРФ оценил как освобождение – 82 % (первый ответ – 69 %), Справедливой России – 84 % (первый ответ – 60 %), тогда как «демократы» («Правое дело» + «Яблоко») – 65 % (первый ответ – 24 %). Правые же дали и наибольший процент оценки действий СССР как оккупации (24 % – 4-й вариант ответа) [582].