Маргарита Бычкова - Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

Одним из немногих исключений является «История о великом князе московском» Андрея Михайловича Курбского [504]. Генеалогические записи Курбского – сведения о происхождении той или иной семьи, о родственных связях между отдельными семьями и лицами, упоминания родословных легенд – немногочисленны и отрывочны. Это понятно – он не писал специального генеалогического исследования. В упоминаниях автора скорее надо видеть те знания, которыми он привык оперировать, которые были необходимы ему в служебной деятельности. Поэтому именно такие сведения могут раскрыть для нас, какие знания по генеалогии были необходимы в XVI в., что было источником этих знаний; кроме того, эти записи позволяют еще раз заглянуть в духовный мир русского феодала.

Естественно, Курбский лучше всего знал родословие ярославских князей, к которым он сам принадлежал. Если в «Истории» упоминается деятель из этого рода, Курбский всегда отмечал его происхождение. К роду ярославских князей он относит Кубенских, Курбских, Аленкиных, Львовых, Прозоровых, Ушатых, Шаховских [505], он специально оговаривает происхождение Аленкиных и Львовых от ярославского князя Федора Романовича [506]. Курбский неоднократно подчеркивает, что ярославские князья ведут начало от смоленских, а через них – от Владимира Мономаха [507]. Такое же происхождение ярославских князей – от смоленских, а через них от киевских – было закреплено всеми редакциями родословных книг, начиная с 40-х годов XVI в. [508]

Кроме ярославских, Курбский указывает происхождение и других княжеских фамилий, но здесь он иногда путает родоначальников. Он пишет: «Княжата суздальские влекомы от роду великого Владимира, и была на них власть старшая Руская между всеми княжаты, более дву сот лет… от него же (Андрея Ярославича. – М. Б.) , памятались, и великие княжата тверские изыдоша, яко лутче о сем знаменует в летописной книге русской» [509]. Но по родословным книгам XVI в. великие князья Твери ведут родословие от брата Андрея Ярославича – Ярослава Ярославича.

Курбский пишет о происхождении князей Оболенских, Воротынских и Одоевских от Михаила Черниговского [510], но нигде не указывает их непосредственного родства, а подчеркивает лишь родство Оболенских и Торусских князей [511], а также Воротынских и Одоевских [512].

Далее Курбский знает, что князья Овчинины, Серебряные, Курлятевы – это ветви Оболенских князей, Дорогобужские и Микулинские – Тверских великих князей, Тулуповы – Стародубских, Горбатые – Суздальских князей [513]. Из всех названных в «Истории» князей не указано лишь родство Михаила Репнина [514]и фактически Семена Ряполовского [515].

Большое внимание уделяет Курбский генеалогии потомков литовских князей, выехавших на службу в Москву, и здесь достаточно ярко проявляется тенденциозность его «Истории». Курбский подчеркивает, что родство с литовскими князьями возвеличивает русские княжеские и боярские фамилии. Самих литовских князей, перешедших на русскую службу, Курбский выводит непосредственно от короля Ягайло или Патрикея, причем, когда речь идет об опричных казнях, генеалогические справки Курбского звучат так, будто убиты ближайшие родственники польских королей. «Убиша мужа пресильнаго, зело храброго стратига и великородного, иже был с роду княжат литовских, единоколенен королеви польскому Ягаилу, имянем князь Иван Бельский» [516]. «Михаил Морозов, с сыном Иоанном… и со женою его Евдокиею, яже была дщерь князя Дмитрея Бельскаго, ближнего сродника Ягайла короля» [517].

Близкое родство с Ягайло в этих записях явно натянуто; Бельские действительно ведут свой род от той же ветви князей литовских, что и Ягайло, но ко второй половине XVI в. их родство стало отдаленным. Знает Курбский и происхождение Васьяна Патрикеева со стороны отца от литовских князей, а по материнской линии от московских великих князей [518]. Возможно, что на эти генеалогические записи повлияло положение Курбского, находившегося на службе в Литве в момент написания «Истории».

Значительные расхождения у Курбского с родословными и другими официальными документами в изложении легенд о происхождении боярских родов. Он называет, так же как и родословцы, выехавшим «из Немец» (у Курбского – «княжат Решских») Воронцовых, Морозовых, Колычевых и Шереметевых. Но в изложении самих легенд у Курбского видны противоречия записям родословных. Про Колычевых и Шереметевых он сообщает: «Бо прародитель их муж светлый и знаменитый, от Немецкие земли выехал, ему же имя было Михаил; глаголют его быти от роду княжат Решских» [519], тогда как родословцы называют их родоначальником выехавшего «из Немец» Андрея Кобылу.

От Михаила вели свой род Морозовы, про которых Курбский сообщает еще более фантастические сведения: «Яже еще вышли из Немец, вкупе с Рюриком, прародителем русских княжат, седмь мужей храбрых и благородных. Тои-то был Мисса Морозов един из них» [520]. Родословная легенда Морозовых XVI в. говорит о шести мужах храбрых, сражавшихся с Александром Ярославичем в Невской битве, среди которых был и родоначальник Морозовых – Миша.

В интерпретации Курбским этой родословной легенды хочется отметить один момент: идея о выезде родоначальников знати вместе с родоначальником княжеской династии еще в XV в. проводилась в великокняжеских родословных легендах, созданных в Литве. В русской генеалогии XVI в. она отсутствовала. Поэтому появление таких записей в «Истории» можно объяснить не только тем, что у Курбского не было нужных материалов, что он мог забыть какие-то детали генеалогии далеких ему семей, но и тем, что эта интерпретация делала его произведение более понятным для читателей в Литве и Польше.

В то же время Курбский знает происхождение Ховриных и Тютиных от «грецкаго роду», как и записано во всех родословцах [521], знает, что Хабаровы происходят из старомосковского рода Добрынских («роду старожитного, яже нарицались Добрынские») [522], а Сидоровы перешли на службу в Москву из Рязани («от роду великих сингклитов резанских») [523]. Он пишет о происхождении дьяков Цыплятевых от Белозерских князей, что соответствует легенде этого рода, бытовавшей уже в середине века [524].

Курбский знает, что Пушкины и Челяднины происходят из одного рода, хотя в его время это уже были разные фамилии, но ничего не говорит об их родоначальнике [525]. А родоначальника Квашниных – «Ивана Родионовича, нареченного Квашни», он называет и знает, что Разладины также ведут начало от этого рода [526]. В середине XVI в. родословная легенда Квашниных была популярна, она попала не только в родословные книги, но и в летописи, причем большое место в ней отводилось деятельности Родиона Нестеровича при московском великокняжеском дворе [527].