Маргарита Бычкова - Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

Елена быстро освоилась и с придворной жизнью. Возможно, в этом помогало воспитание, которое ей дала Софья Палеолог; в юности она провела долгие годы, наблюдая жизнь папского двора, куда стекались представители практически всех правящих домов Европы. И в Москве Софья активно участвовала в жизни великокняжеского двора.

Александр заставил Елену носить европейское платье, она сопровождала мужа в поездках по стране, полюбила светскую музыку, которой не знала в Москве. Елена уделяла внимание православной церкви в Литве [673]. Не исключено, что примером для подражания ей служила тверская княжна Ульяна, жена великого литовского князя Ольгерда. В русской средневековой литературе Ульяна известна как поборница православия, которая даже своего мужа уговорила креститься.

Жизнь Елены после смерти короля Александра была осложнена. Михаил Глинский, как можно предположить по некоторым отрывочным известиям, в 1508 г. хотел привлечь ее к своему выступлению. Она писала в Москву, что «Жигомонт король ее не во чти и не в береженье держит». А в 1511 г. русские послы везли в Литву грамоту, где с возмущением писалось, что «взяв королеву за рукава из Пречистые (православный собор в Вильнюсе – М. Б. ) вывели, и посадя в сани, повезли в Троки, а из Трок отвезли в ее села в Бирштаны, а из Бирштан в Стеклишки» [674]. Поводом для такой ссылки было убеждение, что Елена хочет вернуться в Москву.

В литературе неоднократно рассматривалась тема приданого Елены. В него не входили земельные владения, хотя, возможно, с этим связан вопрос, постоянно поднимавшийся в переговорах о заключении брака и заключении мира. Польская сторона настаивала на такой последовательности: сначала женитьба, а затем решение пограничных вопросов. Русская сторона требовала, наоборот, сначала заключить мир, а потом брак. Это требование было принято, что и исключило возможность говорить о каких-то земельных владениях для невесты. В Литве Елене муж выделил земли, с которых шло ее содержание. То, что эти земли в основном были расположены на восточных территориях, в какой-то мере служило гарантией, что на них не нападут русские войска.

Родители выделили Елене в качестве приданого значительные ценности. В литовских летописях писала о тысячах возов «со скарабом», сопровождавших Елену в Литву. В настоящее время опубликован сохранившийся фрагмент описи приданого Елены [675]. Форма этого документа позволяет говорить, что Елене были выделены ценности из казны (золотая и серебряная посуда и утварь), «мягкая рухлядь» – драгоценные ткани и меха, богато отделанная «тапкана», в которой она ехала, лошади, в том числе верховой иноходец с богатой сбруей. В приданом Елены изобилие дорогих тканей из Запада (из Венеции и просто «итальянских»), а также восточных – из Малой Азии, Закавказья, Ирана, Египта, а также самое дорогое в то время сукно из Фландрии. Серебряная посуда была украшена орнаментами, а иконы обложены золотыми окладами с драгоценными камнями («с олмазы, и с лалы и с жемчюги», «резан образ Спасов на лале, а в ней 4 лалы да 2 яхонта да 8 зерен гурмызских») [676].

После смерти Александра ценности из наследства Елены были положены в бернардинский монастырь в Вильно и составляли огромную сумму денег. Елена хотела вернуть наследство в Москву, однако воевода виленский Николай Радзивилл добился, чтобы эти ценности пополнили казну польских королей [677].

Приданое Елены упоминается в 1514 г. в квитанции, выданной королем Сигизмундом земскому подскарбему: «и теж з серебра из грошей широких, что после королевое ее милости небожчицы Алены на нас спало, он тое серебро и гроши до мынцы нашое дал бити» [678], из чего видно, что ценности приданого были переплавлены на деньги.

Елена умерла 24 января 1513 г. Считается, что она с Александром не имели детей. Однако уже упоминавшийся Бартош Папроцкий писал, что у Александра «осталась одна дочь, которая была выдана за саксонского князя; ее звали Варвара» [679].

Почти через 200 лет, в 1686 г. упоминание о браке великого литовского князя Александра и великой княжны Елены Ивановны как пример династической связи Литвы и России было приведено в приватной переписке о желательном и возможном союзе между царем Петром Алексеевичем и дочерью польского короля Яна III Собесского [680].

К сожалению, не сохранилось портретов Елены. Есть довольно условное изображение Александра и Елены в генеалогической таблице, опубликованной в книге Ю. Деция. Ф. Паппе писал, что на поле образа Богоматери, который Елена получила от родителей как благословение, была нарисована фигура женщины в московской одежде, якобы портрет Елены; этот образ был известен еще в 1846 г. [681]

В заключение можно сказать, что сам союз Елены и Александра был удачным. Но по существу Елена была заложницей внешней политики отца и мужа, более глобальных международных союзов того времени.

Конец XV в. стал одной из самых ярких страниц в политической жизни Русского государства. После «стояния на Угре», завершившего освобождение от ига, происходит и окончательное объединение русских земель вокруг Москвы. Успешные военные действия на западных границах страны приводят к включению в состав Русского государства территорий, несколько веков входивших в состав Великого княжества Литовского; эти земли были преимущественно заселены русским населением.

Династические браки великого князя Ивана Васильевича и его сына Ивана не только расширили круг стран, с которыми у России были стабильные дипломатические отношения: при московском дворе появляются иностранцы из свиты невест, вошедшие в состав двора, мастера и ремесленники; развивается каменное строительство в Кремле.

На смену отдельным великим княжествам приходит Русское государство [683].

На последние десятилетия XV в. падает разработка и идеологическое оформление новой государственной символики. Этот процесс идет в сочетании с интересом и осмыслением в русском обществе идей добра и зла, смысла жизни, которые отразились в публицистике, обработке переводных литературных сочинений [684]. Интерес к представлениям о власти, прерогативам власти государя проявился и в русской редакции «Повести о Дракуле», составителем которой современные исследователи называют дьяка Федора Курицына [685].

В конце 80-х гг. в дипломатической переписке (посольство Юрия Траханиота, выехавшего в Москву вместе с Софьей Палеолог) появляется первое упоминание о давних связях московских великих князей с римскими императорами: «В всех землях то ведомо, а надеемся, что и вам ведомо, что государь наш, великий государь уроженый изначала от своих прародителей; а и наперед того от давних лет прародители его по изначальству были в приятельстве и в любви с передними римскими цари…» [686]. А в конце 90-х гг. идея уже о происхождении правящей русской династии Рюриковичей, созвучная аналогичным легендам правителей соседних государств, оформляется в ранней редакции Сказания о князьях владимирских, так называемой Чудовской повести [687].