Елена Кудрявцева - Россия и становление сербской государственности. 1812–1856

Население Сербии составляло в 1841 г. 807 тысяч жителей, в 1846 г. – 825 тысяч. Всего с 1815 по 1854 г. число жителей утроилось и увеличилось до 998 тысяч человек [307]. Однако значительное число этнических сербов проживало вне княжества, на территории европейских владений Османской империи, а также Австрии и Венгрии. Около 500 тысяч сербов находилось в Боснии и Герцеговине, 300 тысяч в Воеводине, 150 тысяч – в Хорватии и Славонии, 300 тысяч – на землях Венгерского королевства, 80 тысяч – в Далмации [308]. После хатт-и шерифа 1830 г. Милош Обренович расширил территорию княжества, присоединив шесть спорных округов, утраченных после поражения в Первом сербском восстании. Большую помощь оказала Милошу российская дипломатия, которая, поддержав сербскую сторону, постоянно требовала от Порты возвращения княжеству его земель.

Сербия 30-х гг. представляла собой аграрную страну с неразвитыми товарно-денежными отношениями. Достаточно сказать, что в княжестве не было собственной денежной единицы и в обороте находились 43 вида монет [309]. Крестьянское хозяйство находилось на уровне простого товарного производства, а сельские жители составляли 95 % всего населения страны. В то же время именно в 30-40-х гг. начался заметный процесс роста городского населения и развития городов. Различия между городом и селом были значительны. Население городов было более молодым и большей частью несербским из-за значительных миграционных процессов. Постепенно оно приобретало черты особой общественно-экономической категории, все более отдалявшейся от жителей села [310]. К 40-м гг. в Сербии было не более 35 городов [311]. Столица в 1842 г. была перенесена из Крагуевца в Белград. Дороги в княжестве практически отсутствовали.

Постепенно в государстве складывался внутренний сербский рынок, хотя основы натурального хозяйства были сильны и имели яркие черты замкнутого сельского производства. Единый внутренний рынок еще полностью не сформировался, господствовало региональное разделение с местными рынками и узким объемом производства, преобладанием монокультуры в сельском хозяйстве. «Сербы, в отношении к труду, занимаются только хлебопашеством и выгонкою из слив водки, обыкновенно, сколько нужно для годового обихода, редко для продажи», – писал в своем годовом отчете российский консул в Белграде Н. В. Ващенко [312].

Животноводство оставалось главным занятием сельских жителей и единственной статьей внешней торговли [313]. «Сербы при всей своей понятливости, исключая завода свиней и в малом количестве коз, овец и рогатого скота – другого ничего не знают» [314]. Важную роль в торговле играла Австрийская империя, имевшая традиционно развитые торговые отношения с Сербией. «Сербская торговля, – свидетельствовал российский консул в 1841 г., – находится на низкой степени. Привозная из Австрии, Боснии и Румелии превосходит много отпускную и состоит: первая, в разных мануфактурных и фабричных изделиях, сухих фруктах, вин, роме, красках, масле деревянном, рисе и т. п. и, несмотря на изобилие в Сербии лесов, даже в деревянных изделиях». В свою очередь, из княжества вывозятся свиньи, рогатый скот, кожи, шерсть, сало, мед, воск [315].

Любопытно наблюдение М. Экмечича, что в общественном и культурном отношении быстрее всех развивались малые нетурецкие народы Османской империи, в первую очередь греки и армяне. Для господствующего положения турок в Сербии реальную опасность представляла возможность того, что новая торговая буржуазия будет сформирована из христиан. Торговали и турки, но в их руках была мелкая торговля, тогда как христиане держали монополию на международных рынках.

Несмотря на расширение сферы внешнеполитических связей княжества, этот процесс по существу никак не сказался на росте торговых отношений с новыми странами. Даже Россия, проявлявшая наибольшую заинтересованность в упрочении своего положения на Балканах, вынуждена была признать невыгодность закупок в Сербии леса и угля [316]. Когда в 1837 г. Милош предложил снабжать Россию строевым дубовым лесом и каменным углем, то, по рассмотрению этого вопроса начальником Главного морского штаба и министром финансов, российские чиновники пришли к выводу, что подобное предприятие не имеет для России никакой выгоды из-за дороговизны транспортировки продукции, в достатке имеющейся и в самой России. Кроме того, российские изделия не могли конкурировать с дешевыми и качественными австрийскими товарами. Любопытный факт приводит в своем отчете Г. В. Ващенко: он сообщает, что в сентябре 1841 г. в Сербии появился мещанин Черниговской губернии Иван Разсветов, «желавший испытать, до какой степени русские промышленники могут надеяться на торговые обороты с сербами». Для этого он путешествовал по Сербии в качестве разносчика мелочного товара, в результате чего «убедился, что подобные предприятия для них (русских промышленников. – Е. К.) невозможны без очевидных великих убытков» [317]. Для Англии и Франции Сербия также не представляла выгодного рынка сбыта товаров по причине неплатежеспособности ее населения. Торговый договор между Великобританией и Османской империей, заключенный в 1838 г., по существу никак не сказался на товарообороте с княжеством.

Произошли перемены в судопроизводстве. До Сретенского Устава верховная судебная власть принадлежала Народному суду, его членами стали наиболее знаменитые старейшины. Полномочия народного суда, отмененного в 1835 г., перешли к Совету. С 1837 г. начал свою деятельность Великий суд, а Устав 1838 г. учредил апелляционный суд [318]. В результате всех этих реформ были учреждены примирительный, первостепенный, апелляционный и верховный суды. Для вновь создаваемых государственных учреждений требовались подготовленные служащие, которые составили быстро растущий чиновничий аппарат княжества. Если в 1830 г. в Сербии насчитывалось 169 чиновников, то к 1839 г. их было уже более тысячи и рост их числа продолжался [319]. Чиновничество было сформировано как высший слой общества, имевший ряд льгот и пользовавшийся таким преимуществом, как фиксированное жалованье. Государственные служащие получили большие возможности для личного обогащения. В их среде процветало ростовщичество, взяточничество, незаконные операции с собственностью. Особое положение чиновников и несовершенство законодательной и судебной систем вели к злоупотреблениям и еще большему имущественному расслоению сербского общества. Особую неприязнь вызывали австрийские сербы, в первую очередь получавшие места в государственном аппарате. Они, как правило, были хорошо образованны и стремились занять все высшие должности в чиновничьей иерархии. По своему воспитанию они отличались от основной массы простых сербов, которые платили им общей неприязнью. «Одна из причин ненависти, питаемой к ним природными сербами, имеет тесную связь с здешним судопроизводством», – докладывал консул Д. Левшин в Петербург. – Сборник гражданских законов, принятый здесь в употребление, как известно по поручению сербского правительства, составлен австрийским сербом Хаджичем, который почти все пункты взял целиком из австрийских кодексов, что естественным образом сделало их неудобными для применения по причине резкой противоположности, существующей между нравами и обычаями сербскими и немецкими» [320].