Александр Лаврентьев - После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV – первой четверти XVI вв.

Очевидно, в тексте литовско – рязанского договора (он известен не в оригинале или аутентичных копиях, как договоры московских князей великокняжеского архива, а в списке в составе сборника) «Ретань с Паши » читалось как «Ретань, Спаши ». В 1506–1507 гг. польский король получил от крымского хана ярлык на литовское княжение, в котором фигурируют и «изъятья» литовско-рязанского договора. Название интересующего нас «места» читается здесь как «Ретань, Испаши» [777]и в близком написании («Испашъ», «Spaczina») оно фигурирует в других документах Великого княжества Литовского [778].

Местность под названием «Спашъ» известна по Ипатьевской летописи в середине XII в. как периферийная часть домениальных владений черниговских князей, вероятно, на правобережье Верхней Оки, выше впадения Угры [779]. С распадом после монгольского нашествия Черниговского княжества «Спаши» – «Испашь» были короткое время, в последней четверти XIV в., вотчиной одной из ветвей черниговских Рюриковичей, князей тарусского дома, удельных князей Спашских (Спажских). На рубеже XIV–XV вв. князья Спашские «перевелися», «Спаши» перешли другой ветви рода, то ли князьям Волконским [780], то ли Конинским [781], лишившимся, в свою очередь, владения к середине XVI в. На землях бывшего Спашского удела в это время оказались «испомещены» служившие при царе Иване Грозном «по Рязани» дворяне Аргамаковы [782]. К исходу XVI в. название удела и одноименного центра княжеских владений трансформировалось в Павшино; как и городище Волкона, изначальный центр домена Волконских на одноименном притоке Упы, р. Волконе, Павшино городище, располагалось в этом же регионе, бывшем Алексинском уезде Тульской губернии [783].

В нумизматической литературе достаточно давно описаны так называемые «спасские деньги». А. В. Орешников, посвятивший «спасским деньгам» специальное исследование и знавший о существовании некогда Спашского удела, тем не менее, не рискнул связать с ним чеканку указанных монет. Сомнения выдающегося знатока удельной нумизматики вызывали два обстоятельства. Во-первых, согласно родословным документам XVII в. центр бывшего удела именовался Павшино и «такое производство княжеского прозвища от географического имени с совсем другим корнем для меня непонятно», во – вторых, удел представлялся исследователю слишком незначительным, чтобы чеканить собственную монету [784].

А. В. Орешников справедливо не усматривал связи между прозвищем Спажских – Спашских и топонимом Павшино («Павша» – уменьшительная форма имени «Павел»), но не знал о существовании других, более ранних документов, где топоним выглядит как «Спаши» – «Испаши», легко согласуясь с прозвищем князей. Что же касается неоспоримой незначительности Спашского удела, то недавняя сенсационная находка штемпеля для чеканки подражаний золотоордынским монетам на одном из городищ под Веневом [785]показывает, что ограниченное по объему изготовление собственной монеты могли осуществлять и князья, обладавшие скромными уделами [786].

Для нашего сюжета важно подчеркнуть, что «по внешнему виду спасские деньги очень приближаются к рязанским», и это, как отмечал А. В. Орешников, «заставляет меня искать… Спасский удел где-нибудь в пределах Великого княжества Рязанского» [787]. Как помним, согласно литовско-рязанскому договору 1427 г. «Спаши» – «Испаши» действительно были рязанским владением, неясно только, с какого времени.

Второй из топонимов литовско-рязанского докончания, «Заколотен Гордеевскои», вряд ли имел отношение к Колтеску «Списка русских городов дальних и ближних», городу на Оке вблизи Каширы [788], но очевидным образом был связан с другим родовым владением тех же князей Волконских, Гордеевом. В духовной Ивана III (1504 г.) великий князь московский, в это время уже распоряжавшийся Волконой, благословил сына, князя Андрея Ивановича г. Алексином «с Волконою, и с Кониным, и з Гордеевым, и с Нюховою» [789].

Собственно «Заколотен» надо, очевидно, понимать как Заколоден и связать с р. Колодной, правым притоком Упы [790]. Местность с названием «Колодна» впервые упоминается в выше цитированной духовной великого князя московского Ивана III 1504 г. и в разрядных книгах под 1508 г. в связи с набегом татар, которые «пришли…на Одоевские места и на Белевские… а иные тотаровя, отделяся, пошли… на Олексинские места, и на Колодну, и на Веневу» [791]. Позднее здесь находился Колоденский стан Тульского уезда, где даже в последней четверти XVI в. все еще компактно располагались владения князей Волконских, «старые их вотчины… два села с полуселом, семь деревень с полудеревнею да починки» [792].

Если такая трактовка топонима «Заколотен Гордеевскои» справедлива, то, в таком случае, его надо понимать как часть Гордеева, располагавшуюся за р. Колодной и, очевидно, примыкавшую к Колодне духовной Ивана III.

Итак, среди «изъятий» договорной грамоты 1427 г. кроме собственно рязанских земель указаны и земли Волконского удела. Очевидно, в момент заключения договора кто-то из Волконских князей служил рязанскому князю Ивану Федоровичу. А. В. Шеков полагает, что между 1445 и 1449 гг. Волконские служили Литве [793]. Реально, однако, можно констатировать лишь то, что по литовско-рязанскому договору Витовт распоряжался какой-то частью рязанской на тот момент Волконы.

Надо заметить, что текст докончания вообще-то не дает прямых оснований считать изъятие указанных шести рязанских территорий произведенным именно в пользу Витовта: договор лишь констатирует, что великий князь литовский письменно подтверждает нерушимость старых границ удела своего «слуги» за исключением указанных пунктов. Тем не менее, высказывалось предположение, что эти «изъятия» из рязанских владений принадлежали еще Витовту, имевшему на них ярлык хана Тохтамыша [794], а по некоторым из шести топонимов, включая «Тулу», строится гипотетическая граница между Рязанью и Литвой [795].

Весьма необычно в канцелярской практике употребление деепричастия «вынемши», зафиксированное в нашей грамоте. Совершенно естественным представляется вопрос, что означает это «изъятие».

У литовско-рязанского договора существует «двойник», литовско-пронское соглашение, заключенное тем же Витовтом и великим князем пронским Иваном Владимировичем [796]. Формуляры «докончаний» не просто близки, а совпадает буквально дословно, за исключением, естественно имен собственных, топонимов, а также пункта об «изъятии» неких административных единиц внутри удела.

Л. В. Черепнин отмечал уникальный для русской практики тип формуляра обеих грамот, назвав их, совершенно справедливо, «актами коммендации» [797], по сути установления тотального контроля над княжествами со стороны Литвы. Исследователь отнес оба документа к периоду около 1430 г. или даже непосредственно к этому году [798], связав заключение литовско-рязанского и литовско-пронского договоров с визитом в 1430 г. обоих великих князей в Троки на несостоявшуюся коронацию Витовта. Надо сразу заметить, однако, что о пребывании в этом году в Литве пронского князя, в отличие от рязанского, источники не сообщают.