Джалал Баргушад - Обнаженный меч

— Ну, сынок, оружие готово? — спросил Салман. — Нам нельзя виешкатъ.

— Ясно, — сказал Бабек и направился к воротам, нашел и приподнял каменную плиту, нырнул в отдающий сыростью погреб.

— Спускайте хурджуны! [65] Хурджун — переметная сума обычно из ковровой ткани, бывает различных размеров — для детей, взрослых и вьючных животных.

Конюх Салмана тотчас спустил на веревке большой хурджун в логреб. Бабек наполнил карманы хурджуна мечами, стрелами и шлемами.

— Тяни! — сказал.

Потом стал передавать наверх панцири, луки и щиты.

— Держите.

Вскоре оба коня Салмана были нагружены. А в погребе оставалось еще изрядно. оружия.

— Очень я доволен тобой, сынок, — Салман опустил свою большую руку на плечо Бабека. — Остальное перенесете в Дом упокоения… Как только отсеетесь, придешь — поможешь нашим конюхам. Я — тебе и волов дам.

Оружие надо было доставить в Базз Джавидану, сыну Шахрака. Оружие купил и доставил с Бардинского базара купец Шибл. Самым подходящим местом хранения оказался потайной погреб у ворот Бабека. Бабеку все можно было доверить. Уже "взрослым мужчиной" стал.

Салман с конюхом поспешно удалились. У Бабека сон пропал. Баруменд, приложив ладонь ко лбу сына, нахмурилась:

— Боже мой, — сказала, — у тебя жар. Поднимись в шалаш. А я разбужу Абдуллу, пусть погонит скотину в ночное. А тебя не пущу.

— Мама, клянусь духом пророка Ширвина, я уже выспался. Мне уже не сомкнуть глаз. Все равно скоро начнет светать, пора в ночное. Да я и не болен, все пройдет.

— Сыночек, всего несколько дней как с лихорадкой справился. Сказала ведь, никуда не отпущу тебя. Вылечись, потом. Простынешь — опять сляжешь.

Бабек с того дня, как опоясался в атешгяхе шерстяным каста и стал настоящим огнепоклонником, чувствовал себя истинным игидом и не любил нравоучений. Если что вобьет в голову, трудно было его отговорить. Он отвязал от колышка Гарагашгу. Вскочил на своего жеребца.

— Буди Муавию, пусть поторопится. Баруменд волей-неволей разбудила Муавию:

— Вставай, брат ждет.

Муавия быстро оделся. Бабек приказал ему:

— Выгони за ворота и корову, и коз.

Муавия сделал все, что сказал Бабек, и сел на своего коня — Демира.

Пестрый теленок, почуяв уход матери, рванулся, расшатал колышек и тихо замычал. Проказники-козлята потянулись к нему. Баруменд боялась, что этот шум разбудит Абдуллу. Но тот спал так крепко, что даже гром не разбудил бы его. Бедняга пас ягнят всей деревни. Уставал, и по ночам спал беспробудным сном.

Когда Баруменд поднималась по лестнице, Бабек, держа сокола на плече, взобрался вместе с Муавией на глухую скалу возле родника Новлу, и окликал проспавших друзей:

— Эге-ге-ей! Вставайте, пора в ночное! Садитесь на коней, посостязаемся на Кровавом поле!

Деревенские ребята, разбуженные Бабеком и Муавией, окликали друг друга. Поспешно гнали к роднику Новлу коров, овец и коз. Муавия по дороге завернул во двор Салмана, пригнал и его коров в общее стадо… Мальчики, поторапливая коров, овец и коз, направились на Кровавое поле.

Лесистые горы и поля, на которых там и сям выглядывали камни, спали под звездами. Откуда-то доносился перезвон верблюжьих бубенцов. Чуть ниже, в деревне Билалабад, лаяли собаки. Во дворе атешгяха горел огонь. Белые петухи в клетках атешгяха протяжным криком будили деревню. Пели ночные певцы — сверчки. Изредка подавали голос птицы Иса-Муса. С приближением к Кровавому полю становилось свежее. Густой дух росистого тмина и чабреца обдавал ребят.

Ветер придал диковинное обличье крылатым тучам, залегшим на вершине Базза. Но над Билалабадом небо было ясным. Самые яркие звезды все еще отражались в хрустальной воде родника Новлу. Волнистые струи вытягивали их отражения в дрожащие свечи.

Чанбар обнюхивал дорогу то справа, то слева от стада, иногда приседал и поднимал морду к восходящему месяцу, шлепал отяжелевшим от росы хвостом по земле и. лениво полаивал. Козы то и дело с громким блеяньем, набрасывались на кустарники. А овцы шли и шли, опустив головы и печатая копытцами узоры на тропинке. Коровы и буйволы на ходу пощипывали придорожную зеленую травку.

Кровавое поле из края в край было покрыто цветами. В густой и высокой траве все еще мерцали светлячки. Клевер доходил до пояса. Пройти через росистый луг было невозможно. Аромат тысячелистника сливался с ароматом чабреца. Наступившая весна была щедрой. Даже камни, словно окрашенные хной, казалось, расцвели. Коровы и буйволы, посапывая, паслись. Овцы, утопая в траве, еле виднелись.

Несмотря на прохладу, Чанбар, высунув язык и присев, охранял скот. Бабек подозвал пса, погладил:

— Будь начеку! Волки такие ушлые, что даже разбойники Лупоглазого Абу Имрана им уступают. Мы уходим на скачки. Так что весь скот на тебя остается.

…Чего только ребята не вытворяли на конях. По дороге, поднимающейся к Кровавому полю, было глубокое ущелье. Сорвись кто-нибудь туда, и клочка не отыскалось бы. Когда-то отец Бабека, Абдулла, получив здесь место под баштан, проложил через это ущелье зыбкий мосток. Срубив в лесу большой дуб, 'притащил и перебросил через ущелье. Ребята между собой называли его "мостом Абдуллы". Каждый раз во время ночного Бабек, взобравшись на этот мост, балансировал на нем:

— За мной!. Поглядим, кто с закрытыми глазами пройдет по Мосту!

Бабек, раскинув руки, подобно соколу, сидящему на его плече, перелетал по мосту. А остальные ребята переходили со страхом, Осторожно. Бабек упрекал их:

— Трусы!

Иногда, пробегая по мосту, Бабек падал и кричал:

— На помощь, на помощь!.. Держите меня!..

Когда друзья в тревоге бросались на помощь, Бабек повисал на мосту… Все волновались, но Бабек в мгновение ока, размахнувшись, поднимался на мост. В такие мгновения Муавия готов был лопнуть от злости.

— Клянусь духом пророка Ширвина, скажу матери! Если сорвешься, то и костей твоих не соберем…

У моста Абдуллы друзья осадили коней. Бабек сказал:

— Шутки на мосту надоели. Теперь — только скачки… Муавия, не боишься отстать?

Муавия, собравшись с духом, расхохотался:

— Подлец тот, кто отступит!

Маленькие огнепоклонники, сидя на конях, молча переглядывались. Бабек, нагнувшись, глянул под серебристые копыта своего коня. Вдруг радостно воскликнул:

— Ай джан!

Обычно в ночном Бабек, найдя четырехлепестковый клевер, прицеплял его к груди. И сейчас он заметил у правого переднего копыта коня четырехлепестковый клевер:

— Ай джан, и на этот раз я разбил чары колдовские, — и радостно соскочил с коня. Показал свою находку друзьям. — Мой Гарагашга обгонит всех.

Не каждому выпадало счастье найти четырехлепестковый клевер. Эта трава считалась талисманом. Нашедшему эту траву якобы повезет в жизни. И Бабек верил в это. Как прикрепит к груди четырехлепестковый клевер, побеждает во всех играх.