Николай Телешев - Александр Васильевич Суворов. Его жизнь и дела

Путешествие Суворова из Варшавы в Петербург было настоящим триумфом. Его всюду встречали губернаторы, высшие чиновники, войска; горожане подносили ему хлеб-соль, народ кричал в честь него ура! Герой плакал, произнося постоянно: «Помилуй Бог! Помилуй Бог! Они меня уморят!»

Он всячески старался избежать пышных встреч и проехать незаметно. Между прочим, интересный случай вышел под Гродно. В то время губернатором там был князь Репнин. Он сделал все приготовления к пышной встрече Суворова. Когда все было готово, адъютант Репнина выехал за город, чтобы уловить первый миг появления дормеза [7] Дормез — дорожный экипаж. , в котором ехал герой. Вдали что-то зачернелось; адъютант всматривается — мчится кибитка. Когда она поровнялась с ним, он остановил ее и спросил у сидевших на козлах:

— Не слышно ли там, далеко ли едет фельдмаршал Суворов?

— Кажись, что недалеко, — отвечал сидевший на козлах.

— А вы-то кто? — спросил адъютант.

— Я — повар графа, — отвечал сидевший на козлах. Кибитка помчалась дальше. Через несколько минут опять зачернелось что-то вдали. Адъютант всматривается — дормез! В это время подъезжает к нему адъютант Суворова и говорит:

— Прошу вас довести до сведения князя, что фельдмаршал проехал.

— Когда? в чем?

— Сейчас в кибитке. А дормез едет пустой.

— Быть не может: графа там не было, там ехали его люди... я разговаривал с его поваром.

— А видели ли вы, кто сидел за рогожею, которою была закрыта кибитка?

— Неужели там сидел фельдмаршал?

— Да!

Так и пропали все приготовления Репнина.

При въезде в Петербург, Суворова встретила придворная карета, которая и доставила его в Зимний дворец. Императрица при свидании была очень милостива и очаровала растроганного героя своим вниманием и ласковым обхождением. Между прочим, она подарила ему табакерку с изображением Александра Македонского.

— Никому другому не приличествует иметь этот портрет, кроме вас, Александр Васильевич: вы велики так же, как и этот герой древности, — говорила императрица, подавая Суворову драгоценный подарок.

Для Суворова, по приказанию государыни, был отведен Таврический дворец — прежнее местопребывание Потемкина. При этом приказано было узнать все, даже незначительные привычки Суворова в домашнем быту и, сообразно с этим, устроить все необходимое в Таврическом дворце.

Подъезжая к своей новой квартире, Суворов промолвил:

— Давно ли здесь жил Потемкин, тот самый, который... под Очаковым... под Измаилом... а теперь пришлось мне жить в его дворце — моя квартира: что за превратность судьбы, помилуй Бог!

Сохранилось много рассказов про жизнь Суворова в это время. Он не скупился на чудачества ни при каких условиях, даже присутствие императрицы не останавливало его от шуток.

Однажды на балу государыня спросила его:

— Александр Васильевич! Чем могу вас потчевать?

— Будь милостива, матушка-государыня, вели дать водочки!

— А красавицы что скажут, услыхав от вас запах водки?

— Ничего, матушка! Они увидят, что Суворов — солдат.

В другой раз государыня заметила, что Суворов даже в трескучие морозы ездит без шубы. Она стала упрекать его, что он не бережет своего здоровья, и в заключение подарила ему дорогую соболью шубу. Суворову хотелось исполнить волю государыни и в то же время он не мог расстаться с своими привычками. Он сумел, однако, это сделать почти без всякого противоречия. Отправляясь во дворец, он брал с собой камердинера, который должен был держать всю дорогу фельдмаршальскую шубу на руках, и только тогда, когда приходилось выходить из кареты, Суворов надевал на себя шубу.

— Не смею ослушаться императрицы, — говорил он в таких случаях, — шуба со мной, а нежиться солдату не хорошо!

Живя в великолепном Таврическом дворце, он занимал маленькую комнатку, спал на сене и ел самую грубую солдатскую пищу.

В этот же приезд свой в Петербург он отпраздновал свадьбу своей дочери, Суворочки, с графом Николаем Зубовым, братом Платона Зубова, занявшего по смерти Потемкина первое место при дворе.

Среди празднеств и торжеств, которыми особенно славился Петербург в зиму 1795—96 г., Екатерина не раз удалялась с Суворовым в кабинет, где подолгу беседовала с ним о предстоящем походе против Франции.

Весною 1796 года Суворов выехал из Петербурга в Тульчин (на Днестре), где, приготовляясь к походу, принял командование над войсками трех южных губерний.

Жизнь в Тульчине проходила у него в приготовлениях к походу и в обучении солдат Суворовскому строю.

Вот что рассказывают про жизнь Суворова в Тульчине.

«Просыпался он, обыкновенно, в два часа ночи, окачивался холодной водой и обтирался простынею перед камином; потом пил чай и, призвав к себе повара, заказывал ему обед из четырех или пяти кушаньев, которые, обыкновенно, подавались в маленьких горшочках. После чая Александр Васильевич занимался делами и потом читал или писал на разных языках. Обедал в 8 часов утра; отобедав, ложился спать. Проснувшись, учил солдат. В 4 часа пополудни — вечерняя заря; после зари, напившись чаю, отдавал приказания правителю своей канцелярии и, наконец, ложился спать в 10 часов.

Накануне праздников, в домовой походной церкви всегда была всенощная, а в самый праздник-обедня.

По субботам войскам было общее учение и потом развод. Перед разводом фельдмаршал говорил солдатам поучение".

Никогда еще Суворов не занимался обучением войска с таким рвением, как теперь. Со дня на день он ждал приказания о выступлении в поход. Но судьба решила иначе: 6 ноября 1796 года внезапно скончалась императрица Екатерина II; на престол вступил Павел Петрович. Все приготовления к войне тотчас же были отменены... Горько, неутешно плакал Суворов, получив известие о кончине императрицы. «Матушка царица! — говорил он при этом, — без неё не видать бы мне ни Кинбурна, ни Рымника, ни Измаила, ни Варшавы».

С воцарением императора Павла I, многое изменилось во всем строе государственной жизни, от самого крупного до самого мелкого. Люди, занимавшие при Екатерине высшее положение, были удалены; наоборот, стали возвышаться те, кто до этого времени почти не имел никакого значения. Нововведения коснулись и военного дела. Были изменены не только одежда и вооружение войск, но и самая команда, учение, даже разделение полков.

Не по душе пришлись Суворову новые порядки в военном деле, и он, как человек прямой и открытый, не мог удержаться, чтобы не говорить об этом откровенно при всяком случае. Недоброжелатели его, конечно, поспешили этим воспользоваться и старались передавать императору слова Суворова в извращенном виде. Суворова не раз предупреждали о грозившей ему опасности, но он не мог изменить своих привычек и продолжал критиковать новые порядки.