Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

католической замковой капличке своих лошадей, а киевские мещане запирали скот в

развалинах Софийской церкви, и ни сам князь Острожский, ни его православный

подвоеводий, князь Вороницкий, не хотели ничего знать о подобных бесчинствах,

возмущавших душу просвещенного бискупа. Но в козацких нападениях на

православные монастыри, в козацких разбоях по городам и селам, принадлежавшим

вечисто или доживотно православным панам, в козацких набегах на православные

области Турции и на самое Царство Московское, добычный промысел малорусского

козачества не подчинялся нимало чувству единоверия. Мы знаем, что один из

предводителей нашего козачества, в первой половине XVI века, отписал Никольскому

монастырю родовое сельцо свое, а другой, в конце того же столетия, устроил в Киеве

шпиталь. Нам известно, что за Порогами подвизались нередко рыцари, видавшие

широкий христианский и мусульманский свет, одушевленные религиозным

энтузиазмом и мечтавшие о вечной славе козацкого имени. Но козацвая масса

представляла такое смешение вероисповеданий, нравовъ

8

58

.

и обычаев, что ученому дипломату Сарницкому, в царствование Стефана Батория,

козаки казались исповедывающими веру турецкую.

По формации запорожской вольницы, принимавшей к себе всех и каждого без

опроса, кто он и зачем бежал в низовые кочевья, эта вольница необходимо должна была

состоять из представителей всех вер, так точно, как она состояла из представителей

всех племен, сословий и состояний. Мы знаем, что когда шляхетнеє общество

вытесняло из своей среды крайних протестантов, называемых ариянами, эти

протестанты в кочевом товариществе, отрицавшем вообще законы людей

гражданственных, находили себе такой же невозбранный приют, какой обретали в нем

убийцы, воры и всякого рода злодеи. Предоставляя в своем кругу каждому свободу

совести относительно злодейских поступков с отцом, матерью, родством и со всем

обществом, козаки естественно допускали и свободу совести религиозной.

Козацкое скопище было, во-первых, продуктом Азии, насколько Азия была

бессильна притянуть к своим поработительным центрам передовые полчища своих

набегов. Во-вторых, оно было продуктом Европы, насколько господствовавшее в ней

кулачное право было бессильно приучить общество к уважению чужого труда и чужой

собственности. Чт5 касается польского общества, то его феодализм, известный под

именем шляхетской вольности, еще больше, чем дикая Татарщина времен Менгли-

Гирея и полудикая Московщина времен Ивана Грозного, способствовал развитию в

козаках разбойной терпимости, которая набрасывала покров забвения на самые

ужасные злодейства их приемышей. До какой степени эта терпимость была необходима

в образовании сбродного козацкого товарищества, видно из того, как заводились в

Малороссии питомники низовой вольницы, старостинские и вотчинные осады и

слободы.

Колонизаторы малорусских пустынь, заохочивая народ к заселению займищ своих,

всего больше рассчитывали на тех, которым угрожала кара за проступки и

преступления, сделанные ими в королевских городах, или в имениях других

колонизаторов. Стремление к основанию новых и новых осад на русско-татарском

пограничъе было такою сильною потребностью строителей польскорусской

республики, что не только люди грубые, но даже и такие, как ученый коронный

канцлер Ян Замойский, не считали для себя унизительным прибегать к этому способу

заселения своих вотчинных и поместных владений. В одном из современных списков

„эишрбитанций, учиненных Япом Замойскимъ*, 36-ою экзорби-

.

59

танциею помещено то, что он, зазывая к себе на слободы народ по соседним

местечкам, „населял свои имения беглецами и гультаями с неслыханными

вольностями. Даже таким негодяям (сказано в протесте), которые убивали отца, мать,

родного брата, или пана, давал он у себя пристанище, лишь бы сделать свои села

многолюдными) не позволяя никому преследовать этих преступников законами".

Порождение разбойной вольности, оправдываемой вольностью шляхетскою,

козаки, состоявшие большею частью из обедневших шляхтичей да из так называемых

вольных людей, уносили из отцовских и панских домов за Пороги религиозную

терпимость, или индиферентизм, отличавшие „шляхетский народъ" от всех народов

соседних. Одни из Козаков, для покрытия тяжких грехов своих, жертвовали добычное

серебро на украшение церковных образов, называя себя оброчниками, или давали обет

работать по нескольку недель на своих богомольцев, монахов; зато другие, по словам

народной песни, не умели отличить церкви от скирды сена, а были и такие, что не

хотели произнести никакой молитвы и, встав от обеда в своем бурлацком курене,

благодарили Бога кощунственным подражанием обычному благодарению: „Спасиби

Ббгу и козиному pуry, и козиний голбвци, и вам, панове молодци". Чтб касается того,

как мало военное ремесло располагало их к выполнению религиозных обрядов, видно

из интересного факта: что иезуитские миссионеры даже в составе квартяного войска

находили, в 40-х годах XYII столетия, множество Поляков и Руснаков, не бывавших по

многу лет у исповеди и св. причащения.

Церковь и вера, принятые в основание козацкого товарищества, как представляет

наша историография, не прибавили бы ничего к козацким заработкам; напротив,

стесняли бы свободу козацкого промысла, чего мы не видим ни в одном из козацких

набегов на единоверные земли. В предпринятом теперь козаками нападении на

владения киевского воеводы козаки должны были бы уважать распространенное в

малорусском духовенстве мнение, что князь Василий есть „начальник православия,

столп и утверждение веры". Но интересы малорусского духовенства расходились

диаметрально с интересами козацкими. Ни духовные и светские авторитеты

православия, славословившие князя Василия, как ревнителя отеческой веры, ни

покровительствуемые им церковные братства, ни такия издания, как славянская

Библия, напечатанная в Остроге от его имени,—ничто не остановило днепровских

добычников на пути к разорению родовых и дигнитарских владений дома Острожских.

Ограбивши въ

60

,

1591 году Киев и его окрестности, под предводительством шляхтича Криштофа

Косинского, бывшего рукодайного слуги князя Василия, они составляют в Киевском и

Волынском воеводствах шайки наездников, нападают на дома преданной Острожским

шляхты, грабят, убивают, бесчинствуют и приводят наконец край в такое положение,

что местное дворянство прекращает производство всех судебных и общественных дел,