Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

Тогай-бей с своей Ордою. Они прорвались в предместья, сломив мещан, оборонявших

вал и частоколы. Козакам помогали мужики, увеличивавшие массу панских врагов по

мере её движения вперед. Предмещане с детьми и пожитками крылись в костелах,

ютились у Кармелитов, Бернардинов, Доминикан, у Святого Юра, бежали в Верхний

Замок и в город. У городских ворот столпились тысячи возов и народу, под защитой

пушек, отпугивавших неприятеля.

Разъяренные сопротивлением и жадные добычи хмельничане бросились было уже

на валы самого города, и ничто бы не остановило их подавляющей массы. Но

Хмельницкому было не до занятия и даже не до разорения городов. К изумлению своих

u чужих людей, он прекратил битву в решительный момент.

Непонятные никому действия опустошителя Польши u вместе с нею Руси внушали

козацким кобзарям набожные стихи:

Тилько Бог святый знає,

Що Хмелнпцький' дукае-гад&е...

Про те не зн&ди ни джуры козацьки,

Ш мужи гром&дзьки:

Тилько Бог святый знає,

Що Хмедийцький думае-гадае...

Набожные не меньше кобзарей ксендзы из прекращения битвы в самую опасную

минуту сделали чудо. Перед козаком Тамерланом явился в облаках молящийся на

.коленях бернардин, в котором ови без труда узвали Њwiкtego Jana z Dukli. Этому Св.

Яну

.

279

из Дукли, по удалении Козаков и Татар, воздвигли они коленопреклоненную

статую, существующую и ныне.

Не столь были счастливы львовские схизматики, спрятавшиеся у Святого Юра

своего, воображая, что козаки пощадят их не только внутри православного храма, но и

в самой ограде его. Хмельницкий извинял „простака" Кривоноса, который не умел

совладать с домашними Татарами своими, но теперь сам оказался таким же простаком.

Еозацкая орда сперва перебила или продала орде татарской тех несчастных, которые

столпились вокруг Святоюрской церкви на цвиштаре *). Спрятавойеся в самой церкви

заперли двери надежными засовами. Но „борцы за православную веру и русскую

народность", по Косгомарову единственные борцы, продолбили в стенах отверстия и

стреляли внутрь церкви, нужды нет, что, по их же кобзарским думам, считалось

великим грехомъ—не снять шапки перед церковью, „домом Божиимъ" и не „положить

на себя креста". Наконец запертые двери уступили козацким келепам **).

Тогдашний львовский поэт, Армянин Зиморович, певец полей и мирной сельской

жизни, следовательно друг местной Руси, осветил перед нами в Святом Юре картину,

напоминающую подвиги Гренковича в „Межигорском Спасе".

Козаки выволакивали побитых людей на паперть с криком: Галайи ГалЫИ бре,

шуръи (прикидываясь Татарами перед небесным патроном родпой пашей Владимерии).

Когда в алтаре „старый игуменъ" увещевал их прекратить разбой, эти ревнители

древнего русского благочестия, эти единственные борцы за православную веру,

допытывались у него, где спрятаны деньги, а для большего убеждения облили ему

голову горилкою и подожгли свечками. „Гей, пробиу ***) христиане! вира! вира!"

кричал бедняга; но козаки отвечали с малорусским юмором своим, с тем самым

юмором, с каким дарили изнасилованным шляхтянкам алые ленты, червони стрички:

„Батеньку, нетреба нам твбеи виры, лише дидчах грбщей". ****)

Так поступали освободители Русской Земли и с другими единоверцами своими.

Они считали милостью уже и то, что выворачи-

*) Малоруссы доныне кладбище (обыкновенно устраиваемое прежде вокруг

церкви) называют по-польски цвиинтарем (emкtarz).

**) Чеканам, которые назывались и обухами.

***) Малорусское восклицание проби! или пробу! заимствовано из польского prze

Bуg! (ради Бога).

****) Дьявольских денег. {Дидько—дьявол).

280

.

вали только карманы святоюрцам. На вопли о единоверии они отвечали игриво:

„Так, так, да в тебе луцьки гроши; носит при соби вайбилыпих наших ворогив: до

мусимо тебе скарати*.

Перебивши и обобравши в святоюрских стенах живых людей, припялись козаки и

за мертвых: вскрывали и разбивали гробы львовских борцов за православие, борцов

действительных, не таких, какими, на посрамление национального достоинства

нашего, делают у нас хмельничан; выбрасывали полуистлевшие трупы; долбили стены,

всюду искали спрятанных скарбов. Наконец добрались и до образа Св. Георгия. На нем

была серебряная шата. Козаки сорвали ее, приговаривая с обычными своими жйртами:

„Не здивуй нам, Святый Юру! прощай нам за се“, и т. п. *)

Между тем другие молодцы, оставшись* без работы по непонятному повелению

гетмана, заняли НИемберкову (ныне Вронёвского) гору, взобрались на кровли

опустелых костелов и домов по близу городского вала, стреляли из окон, из-за углов, с

кровель и домовых труб в город. Жители решились на отчаянную, хотя давно

предвиденную, меру—сжечь предместья. Ночью был подложен огонь в ближайших

строениях, и Львов запылал вокруг своего тесного четвероугольника. Неприятель

оставил предместья, но зато дым душил осажденных, а раздуваемое ветром пламя

угрожало пожаром и самому городу. Истребление Львова посредством огня не входило

в соображение нового Батые, так точно как и взятие приступом. Татары пришли к нему

великой Ордою, и ему теперь надобно было отпустить их. Пилявское бегство

переменило военный план его. Он привел сюда козацких соратников только для того,

чтобы заплатить им польскими, жидовскими и русинскими деньгами, выжатыми из

города, который широко слыл богатым.

На другой же день по сожжении предместий прискакал от пего под городские

укрепления гонец, держа высоко над головой шапку, чтобы по нем не стреляли, и

оставил воткнутый в землю шест с письмом написанным по-русски. Хмельницкий

требовал выдачи князя Вишневецкого, Коцецпольского и всей беглой шляхты; в

противном случае грозил приступом, а Русинов увещевал, чтобъ

*) Почитание и вместе поругание икон можно встретить еще и теперь в Козацком

Народе (независимо от иптунды). Считают, например, грехом ветхий образ сжечь. Его

пускают на волу. Но иногда ставят в комдре, приговаривая: „Нехай мыщи и6витьсс.

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССП ОТ ПОЛЬИПИ.

281

опи в то время, когда город начнут грабить, заперлись в церквах.

Требование свое подкрепил он движением на приступ под предводительством

знаменитого Перебийноса. Но приступ, очевидно, был фальшивый, и кончился тем, что

козаки перерубили водопроводные трубы. Это Хмельницкому было нужнее

истребления города. Мещане написали к нему, что пи требуемых панов, ни шляхты во

Львове нет, и просили его не жаждать пролития християнской крови.

Вместо ответа на просьбу, Хмельницкий, на другой день, велел штурмовать