Эдгар Уоллес - Крик ночи

Между тем в старом Брегхэме, на самой окраине, в маленькой комнатушке почтенной миссис Грей, лежала в бреду молодая черноволосая женщина. Она металась по узкой постели и поминутно повторяла: "Комшток, мой милый мальчик! Комшток... Комшток..."

Какой-то досужий репортер, проходя по этому бедному кварталу, узнал о неизвестной женщине, которую приютила добросердечная миссис Грей. Он побывал у больной и поместил в своей газете маленькую заметку, набранную петитом. Этого было достаточно для того, чтобы Гринби забыл о недопитом кофе и погрузился в воспоминания студенческих лет. Он вспомнил маленькую комнатку, которую занимал вместе с Виллэ, вспомнил злополучный "Клуб преступников" и... шестнадцатилетнюю девочку-кельнершу из "Кафе Варваров". Она называла его "Комшток"... С тех пор это имя вызывало у него череду забытых образов. Они были по-своему счастливы, но когда Гринби окончил университет, они расстались и с тех пор никогда не виделись...

Гринби вздрогнул и поднял глаза. На него испуганно смотрела Мэри.

- Что с тобой, мой друг? - взволнованно спросила она.

- Послушай, Мэри, - сказал он тихо. - Я должен поведать тебе одну маленькую тайну из далекого прошлого. Когда я был студентом...

- У тебя была маленькая интрижка, - бойко закончила жена.

Гринби смутился. Ему показалось странным, что Мэри догадалась обо всем.

Между тем она продолжала:

- Я не хотела волновать тебя, но видишь ли, дело в том, что когда я ждала тебя из тюрьмы, то стала получать изредка какие-то таинственные анонимные письма, написанные бессвязно, но достаточно ясно, чтобы понять: их писала женщина, неравнодушная к тебе. Потом я несколько раз слышала душераздирающий крик. Когда я испуганно оборачивалась, то всегда видела убегавшую женщину. Так оно было и той ночью, когда я впервые осталась в твоем доме. Как она проникла туда, не знаю...

- Довольно, Мэри! - прервал ее Гринби. - Я расскажу тебе о Монике Руа... Несчастная женщина сошла с ума и стала меня преследовать. Я тоже получил от нее несколько угрожающих писем. Помнишь ту ужасную ночь, когда ты пошла на пристань, и на тебя напала какая-то сумасшедшая? Это была она! Теперь, - он указал рукой на газету, - Моника умирает... Мы, думаю, поступили бы правильно, если бы поехали и навестили ее... Ты ведь на меня не сердишься?

Мэри с радостью согласилась.

...Когда они вошли в маленькую комнату, несчастная спала с открытыми глазами. Скрип половиц разбудил ее чуткий бредовый сон. Она открыла глаза и... сознание вернулось к ней.

Она узнала Гринби и протянула к нему руки.

- Комшток! - воскликнула она, но тотчас же осеклась и замолчала. Она заметила женщину рядом с ним.

- Простите меня, - пробормотала Моника. - Я доставила вам столько неприятностей, но я не помню... не знаю...

Гринби положил руку на ее разгоряченный лоб.

- Мы не сердимся на вас, Моника. Что было - то прошло. Счастье, что Мэри удалось убежать от вас...

- Мэри... Мэри... - машинально повторяла Моника и устало закрыла глаза.

- Мы пришли, - тихо сказал Гринби, - чтобы помочь вам, чтобы облегчить...

Но Моника не слышала его слов. Ее сердце в последний раз сжалось в груди и остановилось. Блаженная улыбка застыла на исхудалом, но поразительно красивом лице.

- Она умерла, - шепотом сказал Гринби и коснулся руки жены.

Потом они сели в автомобиль и молчали почти всю дорогу.

Наконец Гринби спросил:

- Помнишь, дорогая, громкий заголовок в "Утренней Почте", что вышла после той ужасной ночи?

Мэри ближе подвинулась к мужу и спрятала у него на груди лицо.

- Да, помню... Он звучал так странно и мрачно - "Крик ночи". Моника это и есть "Крик ночи". Бедная... Пусть ей будет хорошо в том мире, где она сейчас...

- Да, - отозвался Гринби, - мы все уйдем в тот мир, где она сейчас... Но пока... - он обнял Мэри за плечи, - пока давай попробуем быть счастливыми в этом мире... Мире, где есть ты и я...

- Мы, - тихо произнесла она.